Никогда не улыбайся незнакомцам - страница 10
— Я не знаю. — Она прошла мимо кухни в гостиную, где Бекки и черноволосая девочка-подросток смотрели телевизор.
— Привет, — сказала Хейли.
Пятнадцатилетняя Бекки повернулась к ней с привычным выражением скуки на лице, раздражающим выражением, которым она, казалось, овладела за одну ночь.
— Привет, — ответила она, собирая свои тонкие, мышиного цвета волосы в хвост. Она указала на девушку.
— Хейли, это моя новая подруга Сикрест. Сикрест, это моя сестра Хейли и ее парень Мак.
Девушка выпустила ровную струю дыма и устремила свои серые глаза на Хейли.
— Привет, — пробормотала она.
Хейли смотрела, как дым спиралью поднимается в воздух.
— Ландри не курят в доме, — сказал Мак, его голос был сухим, но вежливым, одной из многих манер, которыми Хейли восхищалась в нем.
Девушка ухмыльнулась.
— Ну что ж, тогда я выйду на улицу. — Она встала и одернула край своих коротких джинсовых шорт. Затем неторопливо вышла через заднюю дверь, позволив сетчатой двери захлопнуться за ней.
— Почему ты сказала ей, что она может курить в доме? — раздраженно спросила Хейли.
— Она не спрашивала, — ответила Бекки. Ее ноги, покрытые коричневыми пятнами на подошвах от ходьбы босиком, свисали с подлокотника большого кресла. Она повернулась в кресле, опуская их на пол.
— Ну, и кто она такая? — Не каждый день Бекки приводила в дом новую подругу. На самом деле, Хейли не могла вспомнить, когда в последний раз сестра это делала. Сэди была единственной подругой Бекки.
Бекки пожала плечами и намазала немного бальзама на потрескавшиеся губы.
— Я не знаю. Просто какая-то девушка.
Мак присел на диван.
— Что значит, ты не знаешь?
— Я только что встретила ее. Она ехала на велосипеде перед домом, и мы только что начали разговаривать. Она симпатичная, да?
— Она ходит в вашу школу? — спросила Хейли.
Бекки покачала головой.
— Она живет в Уэстоне.
Мак нахмурился.
— Она приехала на велосипеде из Уэстона? Это ужасно долгий путь в такую жару.
— Надо полагать.
— Мне не нравится, что она курит, — пробормотала Хейли, снова пытаясь дозвониться Тиффани по мобильному телефону. Она начала беспокоиться. Они с Маком только что во второй раз поехали в Сады, но снова никто не открыл дверь. У нее не было номера мобильного телефона Чарльза, а справочное бюро сообщило, что его домашнего номера в списке нет.
— Что плохого в курении? Тиффани курит, — сказала Бекки. Она подняла подбородок в сторону Мака. — Как и Мак. Он курит.
— Тиффани и Мак взрослые люди, — отметила Хейли, проверяя автоответчик на наличие сообщений. Их не было.
— Тиффани звонила?
Бекки покачала головой.
Хейли вздохнула. Где, черт возьми, она шляется?
— А мама. Она вообще выходила из своей комнаты?
— Нет.
Глава 8
Он покатал на ладони отполированный камень размером с полдоллара. Нашел его на берегу пруда и надеялся, что камень будет напоминать ему о силе, которую он обрел с теми, кто сейчас покоился на дне. Хотя только утро, уже было влажно, и от этого его рука стала неприятно мокрой.
Опустив камень в карман, вытер ладонь о штанину. Как только она высохла, он изучил слабые шрамы на внутренней стороне обеих рук, неприятное напоминание о том утре, когда мать прижимала обе его ладони к горячей конфорке на плите. Ему было девять, и она пребывала в одном из своих настроений. Обожженная кожа ужасно воняла. Ее пронзительный смех все еще звенел у него в ушах.
Он услышал крик. Вскинув голову, дрожа, посмотрел на пруд, на то место, где он позволил девушке утонуть. Вода была черной, гладь пруда безупречной.
Он подошел ближе к кромке воды, и что-то в высокой траве шлепнулось в воду. Отскочив в сторону, он споткнулся о толстую ветку. Пока переводил дыхание и успокаивался, влага с края пруда уже просочилась в его грязные резиновые сапоги.
Он услышал это снова. Крик человека в агонии. Звук был оглушительным. Он затрясся сильнее.
Все еще глядя на пруд, он заткнул уши и попятился назад.
— Бояться — это нормально, — прошептал он. — Все в порядке. Я тоже боюсь.
Он вспомнил ее лицо, когда заворачивал в первый плотный пакет. Бледные губы и бледность ее кожи. У мертвых такой жесткий, неумолимый взгляд. Он испытал облегчение от того, что заклеил ей глаза скотчем, чтобы не видеть оглушительного осуждения в ее взоре.