Никогда не улыбайся незнакомцам - страница 12

Эрика вздохнула и отбросила блокнот в сторону. Выключила лампу и закрыла глаза.

***

Час спустя входная дверь распахнулась. Сбитая с толку, Эрика открыла глаза. Верхний свет залил комнату, и она села. Моргнула, ожидая, пока глаза привыкнут.

Это был ее отец, и он с кем-то разговаривал.

В нос ей ударил мускусный запах, и Эрика чихнула. Она смотрела, как ее отец осматривает комнату.

— О, привет, милая.

В левой руке он держал бумажный пакет, а правой держал за руку грудастую блондинку. Источник отвратительного запаха.

Эрика смерила взглядом длинные красные ногти женщины, цвет, до которого ее мать никогда бы не опустилась. Такой вызывающий цвет посылал людям неправильное сообщение. Или, может быть, в случае этой женщины с ее отцом, правильное.

Эрика бросилась собирать свои вещи с пола. Это ее личные вещи. Не для того, чтобы отец их видел, не говоря уже о какой-то блондинистой девке.

— Эрика, это Памела.

Памела шагнула к Эрике и протянула руку. Женщина была ненамного старше ее.

— Привет. Так приятно наконец-то познакомиться с тоообой! — взвизгнула она.

Смесь гнева и замешательства захлестнула Эрику. «Наконец-то?» Эрика запихнула все в свой рюкзак и встала, не принимая руку женщины.

Ее отец откашлялся.

— Эрика — писательница, — сказал он, улыбаясь. Фальшивая улыбка. Такие он использовал, когда продавал подержанные машины на стоянке или, когда в доме появлялись незнакомые женщины, хотя раньше Эрика никогда не видела ни одной такой молодой. — Она работает над книгой.

— Правда? — спросила Памела, которую явно не задел холодный прием. Ее голос все еще был раздражающе веселым.

Эрика застонала и прошла через гостиную, мимо аквариума, который когда-то был полон гуппи ее матери. Она пыталась сохранить им жизнь после того, как мама ушла, но одна за другой они все сдохли. Она оплакивала каждую из рыбок, как если бы оплакивала свою мать.

— Ты уже поужинала, милая? — спросил ее отец.

Не потрудившись ответить, Эрика убежала в свою комнату.

***

Девятнадцать чайный свечей освещали комнату Эрики. Она выбросила двадцатую в мусорное ведро у кровати — часть церемониального действа, которое она несколько раз видела у своей матери. Девятнадцать языков пламени теперь крутились на своих фитилях, покачиваясь на фоне кондиционера, который только что включился в маленькой комнате.

Эрика прислонилась к изголовью кровати, слушая одну из записей Дженис Джоплин своей матери. Бутылка белого вина, которую она купила у молодого продавца в универсальном магазине, лежала у нее между ног. Она сделала глоток, наблюдая, как тени пламени танцуют по стенам и расползаются по книжным полкам ее комнаты.

Ее мать верила, что свечи дают ей творческую энергию. Эрика сделала глоток, ожидая, когда почувствует что-то похожее. Но она отвлекалась. Образы молодого лица новой шлюшки и длинных красных ногтей занимали ее. Она выбросила эти образы из головы и сделала большой глоток, потом еще один.

Иногда во время церемоний со свечами она могла поклясться, что чувствует энергию. В других случаях Эрика ничего не чувствовала и только засыпала при зажженных свечах.

В дверь постучали.

— Что? — вскипела она.

Ее отец открыл дверь.

— Милая... — начал он, входя и садясь на ее кровать.

Эрика отошла к креслу у окна.

— Милая, нам нужно поговорить.

— О чем? — спросила она, стараясь, чтобы голос звучал как можно более возмущенно. Ее мать была возмущена им, особенно после его поздних задержек на автостоянке.

— Все дело в твоих манерах. Твоем отношении.

Она приподняла бровь и уставилась в пол. Эрика ненавидела чужие глаза, они вызывали у нее беспокойство. Ей не нравилось то, что она в них видела. Осуждение, безразличие, ненависть, невежество. Большую часть времени она не могла смотреть в глаза даже собственному отцу. Он был таким же невежественным, как и все они.

Ее слова прозвучали сердитым шипением.

— Прошу прощения?

Он взглянул на ее тумбочку и увидел бутылку вина, но когда заговорил снова, то ничего не сказал об алкоголе. Вместо облегчения это привело Эрику в еще большую ярость.

— Ты была очень груба с Памелой сегодня вечером. Я не...

— Она, ведь до сих пор здесь? — перебила его Эрика. Было уже десять часов. У этой странной женщины нет никаких причин все еще находиться в доме.