Никогда не забудем - страница 53

стр.

Все мы ждали страшной смерти в этой печи.

Однажды немец взял у нас четырнадцатилетнего мальчика и повел его к железным дверям. Мальчик изловчился и всадил немцу в грудь нож. Немец упал. Мальчика сейчас же схватили другие немцы.

Потом немцы выгнали нас всех из бараков на площадь и поставили вокруг двух столбов, вкопанных в землю. На столбах была перекладина, а к ней прикреплен железный крюк. Привели мальчика и повесили его ногами на этот крюк. Под ним налили горючего и зажгли. Мальчик кричал, корчился и горел. Люди плакали, со стоном отворачивались, а немцы били тех, кто не смотрел на муки мальчика.

Всю свою жизнь буду помнить я эту смерть.

Не знаю почему, но на следующий день меня перевели в другой лагерь. Здесь было легче: не грозила каждый день страшная смерть. Но это меня мало радовало — я все время думал, что мою бабушку не минет смерть в «печке-душегубке».

Из лагеря нас гоняли на работу. Гоняли и меня. Выходил в семь часов утра, а возвращался в барак около восьми вечера. На обед давали суп с брюквой, а под вечер — сто граммов хлеба с черным кофе.

Моя работа была — чистить паровозы. Однажды я чистил, чистил и захотелось мне покрутить что-нибудь. Вдруг паровоз засипел и двинулся. Я начал хвататься за всякие рычаги и колесики. Паровоз остановился. Меня догнали немцы, давай орать. Я плакал, оправдывался: «Пан, я покрутил случайно, а „цуг и фарен“». Они поверили и ничего мне не сделали, только строго-настрого приказали ничего не трогать.

Видимо, моя ловкость понравилась машинисту, и он однажды взял меня с собой. Приехали мы в Каунас, затем в Вильнюс, а потом поехали дальше, к фронту. Когда остановились в Молодечно, машинист куда-то ушел, и я задал стрекача.

Прибежал в какую-то (забыл, как называли) деревню, черный, грязный, голодный. Попал к одной доброй женщине, которая меня переодела, накормила и уложила спать. Мне так хорошо стало, как будто я попал к своей маме.

В деревне я прожил два месяца. Помогал по хозяйству. Особенно любил ухаживать за коровами. Мне казалось, что это я пасу и чищу нашу раненую коровку.

Наконец дошла до нас радостная весть: немцы отступают. Как прошло это отступление, я даже не помню. Помню только, с какой радостью я увидел первых наших красноармейцев. Я бросился к ним с плачем, хотелось рассказать, что я пережил.

А потом меня потянуло домой. Что там теперь? Кто живет в нашей хате? Может быть, вернулся отец?

Пешком, на подводе, на военной машине — добрался я домой. И что же? Ни деревни, ни нашей хаты не было, даже ни одного человека не видать. Место, где похоронили маму, заросло бурьяном. Там, где сгорело девять партизанских семей, кто-то поставил девять больших крестов. Слезы полились у меня из глаз. Я бродил, как неприкаянный, захотелось есть. Есть было нечего. Мне казалось, что я остался один на всем свете. Что делать? Куда идти?

Я пошел на станцию Грани. Там увидал военный обоз с кухней. Я решил присоединиться к нему. Могу же я что-либо делать, чем-то помогать. Будут прогонять — все равно не уйду.

Но меня не прогнали. И я вместе с нашими войсками опять пошел в Германию. Опять побывал в Каунасе. И опять пришел в Кенигсберг.

Побывал в нашем страшном лагере. Теперь там было тихо, пусто. Я обошел все знакомые уголки. Хотелось плакать, когда я вспомнил, что здесь сожжена моя милая бабушка. Смогли ли удрать те палачи, что сожгли мальчика? Очень хотелось увидеть тех немцев, что обследовали нас палочками.

Петрусь Будневич (1935 г.)

Мотоцикл

Это было в 1943 году. Я и мои друзья Васька и Колька находились тогда в артиллерийской бригаде, которой командовал полковник Пастух. Бригада занимала оборону, боев на этом участке не было. Мы помогали чистить орудия, протирали снаряды, навинчивали на них колпачки и выполняли всякие другие мелкие работы.

В то время мы стояли в лесу. За нами находились старые линии обороны с траншеями. Однажды мы втроем пошли туда. Около разрушенного сарайчика увидели немецкий мотоцикл с коляской. Подошли и стали рассматривать. Васька говорит:

— Давайте покатаемся.

Предложение Васьки понравилось нам, и мы охотно взялись за дело.