Николай I - страница 11
. В журнале, который вели воспитатели великого князя, под 16 февраля 1809 года отмечалось: «Великий князь очень хорошо учится, кроме русского языка, о котором можно сказать, что он знал изредка, от того, что великий князь мало размышляет и по временам забывает самые простые и давно известные ему вещи»>{66}. Первые письма, которые Николай писал императрице-матери начиная с 30 мая 1809 года, были на французском языке; на русском он начинает писать только полтора года спустя. По мнению М. А. Корфа, «русские письма объемистее, но содержат по большей части лишь сухие выдержки из лекций, готовые даты и цифры, так что личность Николая Павловича в них как бы вполне исчезает». Позже Николай старательно пишет сочинения на русском языке. Раскрывая заданную 14 апреля 1811 года тему: «В чем состоит в мире самое истинное и одно прочное добро?» — он, как видно из его письма к Марии Федоровне, отвечал, «что должно оное полагать в добродетели»>{67}. В 1813 году Г. И. Вилламов, перечитывавший письма Марии Федоровне, отзывался о сочинениях Николая уже несколько иначе: «Написаны они очень хорошо, очень смешно, но совершенно не назидательны, так как предметом карикатур и насмешек были его сверстники и учителя»>{68}. А с орфографией трудности возникали и позднее. Представляя офицерам своего полка подготовленное им собственноручно наставление, Николай Павлович, по свидетельству князя H. Н. Тенишева, сказал: «Не обращайте внимания, господа, на орфографию. Я должен сознаться, что на эту часть при моем воспитании не обращалось должного внимания»>{69}. При этом именно Николай I сделает русский язык обязательным для делопроизводства во всех государственных учреждениях (кроме МИДа) и официальным языком при Императорском дворе.
Разговорный русский язык никаких затруднений у Николая Павловича не вызывал. По замечанию его биографа Поля Лакруа, «великий князь говорил скоро и легко; он изъяснялся с такою же свободою по-русски, как по-французски и по-немецки»>{70}. По более позднему свидетельству А. Ф. Тютчевой, Николай I, несомненно, «обладал даром языков»>{71}. Как отмечали и другие мемуаристы, Николай Павлович превосходно знал французский, хорошо английский, может быть, чуть хуже немецкий и почти не испытывал трудностей в русском языке, предпочитая разговор на русском, если его понимали собеседники>{72}. «Зачем ты картавишь? — заявил он однажды камер-пажу Александры Федоровны П. М. Дарагану. — Это физический недостаток, а Бог избавил тебя от него. За француза тебя никто не примет, благодари Бога, что ты русский, а обезьянничать никуда не годится. Это позволительно только в шутку»>{73}. Когда в 1829 году в Кодне предводитель местного польского дворянства Левкович обратился к Николаю I с речью по-французски, тот оборвал его: «Господин предводитель, я понимаю и по-русски, и по-польски; французский язык между нами совершенно не нужен»>{74}.
Любимыми пригородами Петербурга у маленького Николая были Петергоф и Павловск. В 1802 году он как-то заметил, что больше всего любит Петергоф>{75}. Но с осени 1809 года Мария Федоровна стала зимовать не в Павловске, а в Гатчине, и с этого времени обучение выдвигается на первый план, а гимназический курс заменяется подобием университетского.
«Латинский язык был тогда главным предметом, — вспоминал Николай Павлович, — но врожденная неохота к оному, в особенности от известности, что учимся сему языку для посылки со временем в Лейпцигский университет, сделало сие учение напрасным. Успехов я не оказывал, за что часто строго был наказываем, хотя уже не телесно»>{76}. Более того, Николай и Михаил Павловичи были единственными из великих князей, которых пытались обучить не только латинскому, но и древнегреческому языку. Как видно из письма Фридриха Аделунга Марии Федоровне от 8 октября 1813 года, вдовствующая императрица сочла необходимым изучение древнегреческого языка только в ограниченном объеме для понимания терминов, вошедших во французский язык. Предложение Ф. П. Аделунга познакомиться также с древнегреческой мифологией Марией Федоровной было отвергнуто