Николай I - страница 4
Не останавливаясь подробно на истории сооружения памятника>{18}, отметим, что, по общему мнению, портретное сходство генерала лейб-гвардии Конного полка в кирасе и каске, низко надвинутой на лицо, с Николаем I отступало на второй план. Изначально памятник стал символом, олицетворявшим самодержавного монарха в представлении многих людей, еще помнивших императора, хотя оценка его, естественно, была весьма различной. Для Л. Н. Толстого памятник Николаю I в Петербурге — это памятник «Палкину» в серии памятников «Палкиным» вообще; для М. Н. Залевского в «русском зарубежье» — один из двух «Медных всадников», охраняющих страну и столицу России»>{19}. Характерен эпизод в воспоминаниях Александра Бенуа о его встречах с Александром II в «блиндированной», как тогда говорили, карете: «Одна из этих встреч произошла у самого памятника Николаю I у Синего моста; карета, окруженная казаками, пересекла площадь с Вознесенской на Морскую. И, может быть, потому картина эта запечатлелась с такой отчетливостью в моей памяти, что я, не вполне отдавая себе отчет, все же как-то особенно ощутил контраст между гордой осанкой Николая Павловича, невозмутимо сидящего на своем вздымающемся коне, и видом его сына, уподобившегося преступнику, которого влекут куда-то под охраной»>{20}.
В 1996 году исполнилось 200 лет со дня рождения императора Николая I, и вновь, как сто лет тому назад, это стало поводом для нового осмысления его личности. Не будем спешить подводить итоги царствования. Не эти глобальные оценки нас сейчас интересуют. Внимательно присмотримся к самому человеку и государю императору Николаю Павловичу. Тем более что личность самодержца во все времена многое определяла в истории России. Характеристика личности Николая I, конечно же, не будет однозначной. Прошли годы, когда изображение исторических персонажей в розовом или черном цвете было правилом хорошего тона и индульгенцией на право публикации. Присмотримся еще раз к застывшему в медном сплаве памятнику на Исаакиевской площади и постараемся разглядеть не мундир, а человека.
Глава первая
ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ
«Меня будут называть Николаем Первым»:
Заветы Марка Аврелия
В 1871 году приглашенный для написания истории Санкт-Петербургского воспитательного дома А. П. Пятковский обнаружил в архиве IV Отделения Собственной Его Императорского Величества Канцелярии шкаф с бумагами Марии Федоровны, опечатанный без составления описи ее секретарем Г. И. Вилламовым в 1828 году. Среди бумаг оказалась папка «Les études du grand duc Nicolas». Так было найдено среди прочего письмо шестнадцатилетнего Николая к его учителю древних языков и морали Ф. П. Аделунгу от 24 января 1813 года. Это письмо на французском языке представляло собой сочинение по мотивам «Похвального слова Марку Аврелию» («Éloge de Marc Aurele, par Ant. Thomas»). Николай работал с французским изложением, хотя это произведение к тому времени дважды переводилось на русский язык (в 1777 году Д. И. Фонвизиным, в 1800 году С. Е. Родзянко). Позднее «Похвальное слово» значилось и в «Плане учения» для сына Николая Павловича Александра Николаевича, составленном поэтом В. А. Жуковским в 1826 году.
Но вернемся ко дню 24 января 1813 года, когда русская армия уже несколько недель шла по дорогам Европы. «Милостивый государь! — писал ученик Ф. П. Аделунга. — Вы доставили мне удовольствие прочесть, на одном из ваших дополнительных уроков, похвальное слово Марку Аврелию, соч. Тома; этот образчик возвышенного красноречия принес мне величайшее наслаждение, раскрыв предо мною все добродетели великого человека и показав мне в то же время, сколько блага может принести государь с твердым характером…»>{21} Устами старца Аполлония писатель Тома приводит размышления Марка Аврелия, пересказываемые Николаем: «Как частица вселенной, ты обязан, Марк Аврелий, принимать безропотно все, что предписывает мировой порядок, отсюда рождается твердость в перенесении зол и мужество, которое есть не что другое, как покорность сильной души. Как член общества ты должен приносить пользу человечеству: отсюда возникает обязанность друга, мужа, отца, гражданина. Переносить то, что предписывается законами естества, исполнять то, что требуется от человека по существу его природы: вот два блага, руководящих правила в твоей жизни. Тогда я уразумел, что называется добродетелью и уже не боялся более сбиться с прямого пути… Для выполнения таких обязанностей нужно было бы, чтобы взор государя мог объять все, что совершается на огромных расстояниях от него, чтобы все его государство было сосредоточено в одном пункте пред его мысленным оком. Нужно было бы, чтобы до его слуха достигали все стоны, все жалобы и вопли подданных; чтобы его сила действовала так же быстро, как и его воля для подавления и истребления всех врагов естественного. Но государь так же слаб в своей человеческой природе, как и последний из его подданных… Правление этого государя вполне подтверждает, что он не говорил пустых фраз, но действовал по плану, глубоко и мудро обдуманному, никогда не отклоняясь от принятого пути»