Николай I. Освободитель - страница 16

Я не присутствовал в тот момент, когда Александру донесли эту горькую весть, однако по слухам, которые наводнили дворец, с императором случилась настоящая истерика. Он плакал и причитал, что это он виноват, и это все из-за него. И то, что Александра умерла за несколько дней до убийства Павла, совершенно не смутило впечатлительного юношу и не натолкнуло на мысль об отсутствии тут причинно-следственных связей.

Впрочем, и у меня, признаюсь пошли по спине мурашки размером с добрую крысу, когда я узнал о смерти сестры. Понятное дело, биографию всех детей Павла я помнить не мог и о возможной смерти Александры даже не подозревал, поэтому испытал просто незабываемые впечатления оттого, что придуманное мной предсказание начало сбываться.

Забавно, что моя попытка надавить на Александра, для того чтобы получить при новом императоре кое-какой политический вес — смешно, конечно, учитывая мой возраст, но тем не менее — в итоге привела к прямо противоположному результату. Император начал меня откровенно сторониться, как будто именно маленький Николай стал причиной всего произошедшего. Видимо, сумел я затронуть какие-то струны в душе юноши, и теперь при встречах со мной эта рана вновь начинала болеть.

Единственная же реальная попытка как-то скорректировать историю, как я понял впоследствии успешно провалилась. Мой разговор с Суворовым не принес никакой практической пользы, тем более, как оказалось я несколько напутал причины, вынудившие генералиссимуса совершить переход через Альпы. Там дело было не в том, что Суворова начали поддавливать с юга в Италии, а в том, что корпус Римского-Корсакова — интересно это предок знаменитого композитора или нет — остро нуждался в помощи. Не известно, данное заранее предсказание повлияло ли как-то на потери Александра Васильевича в ходе этого маневра, однако корпус Александра Михайловича в итоге спасти все равно не удалось.

Впрочем, нельзя сказать, что мой хорошо подготовленный экспромт был совершенно бесполезен. Ламсдорфа от нас с Михаилом отставили, а новым воспитателем стал приехавший из Лондона, где он был до того посланником, Семен Романович Воронцов.

В Петербург мой — вернее наш с Михаилом общий — воспитатель добрался только к началу 1802 года. До этого же моим воспитанием, по сути, никто не занимался, и большую часть времени я был представлен сам себе. Лишь только те занятия, которые постепенно начал вводить в мой распорядок дня отставленный к тому моменту генерал, продолжались скорее по инерции, чем действительно из какого-то осмысленного учебного плана. Пришлось даже брать определенную инициативу в свои руки и обращаться к графине Ливен за помощью в приглашении мне кое-каких учителей. После той памятной ночи, как мне кажется, Шарлотта Карловна меня немного побаивалась, что, впрочем, не удивительно. Для любого человека, который потрудился бы пообщаться с маленьким великим князем чуть больше пяти минут, становилось очевидно, что я сильно отличаюсь от других детей и поведением и манерой себя держать и зрелостью рассуждений. Другое дело, что большинство придворных, не видя во мне возможного наследника — как не крути Александр был еще очень молод и мог произвести на свет не одного ребенка мужского пола, да и Константина нельзя было сбрасывать со счетов — мало интересовались жизнью третьего сына покойного Павла Петровича.

Так вот насчет учителей, во-первых, я попросил найти мне преподавателя по рисованию. В той прошлой жизни я никогда не умел и не любил рисовать, поэтому подобных навыков не имел. Тут же я почти сразу столкнулся с необходимостью переносить свои визуальные воспоминания на бумагу и понял, что без дополнительного обучения дела не будет. Просто так мои каракули ценность имели около нулевую.

Во-вторых, я захотел научиться играть на гитаре. В прошлой, опять же, жизни дальше трех аккордов я уйти не сумел, и теперь захотел немного расширить свой кругозор начальным музыкальным образованием.

Забавная история приключилась, когда ко мне привели учителя математики чтобы научить ребенка считать. Имя козломордого старичка, по правде говоря, я так и не запомнил, потому что оказалось достаточно показать сохранившиеся после десяти классов общеобразовательной школы знания, чтобы вопросов в этом направлении у окружающих меня взрослых больше не было.