Николай I. Освободитель - страница 23
Во время моего эмоционального спича, сидевший «во втором ряду» Семен Романович как мог сигнализировал мне, что я пошел не в ту степь и говорю совсем не то, что нужно, однако меня, что называется прорвало и удержать себя в руках у меня не получилось. Вообще такие эмоциональные вспышки, для меня прошлого, человека спокойного и местами даже флегматичного, были совершенно не характерны. Если исключить возможности влияния на меня сознания реципиента — насколько я понял по контексту, его должны были «ампутировать» — то оставалось списывать это только на нестабильный детский организм, подверженный разного рода гормональным вывертам.
«Это хорошо, что меня еще на баб не тянет», — подумал тогда я, и испуганно постучал костяшками пальцев по столу. Черт его знает как тут подростки решают половые вопросы, никогда не интересовался этим аспектом истории.
— Ладно, — Александр выслушав мой спич, резко поднялся на ноги, за ним тут же поднялись и остальные — основное впечатление я о твоем докладе составил. Соберешь все материалы, которые собрал, приложишь свои выводы, вот эти все плакаты…
«Свернешь трубочкой и засунешь себе в зад», — мысленно закончил я за императора, однако тот моих ожиданий не оправдал.
— … и передашь мне. Лично в руки, не хватало, чтобы это… Творчество еще гуляло по дворцу. — Александр задумчиво потер гладко выбритый подбородок, — я изучу все это богатство и приму решение. Господа.
Император кивнул и быстрым шагом покинул комнату. За ним так же попрощавшись поспешили за своим патроном и члены комитета, мы остались с Воронцовым наедине.
Пару минут в комнате висла почти полная тишина, только шелест собираемых и укладываемых по папкам бумаг мог бы сообщить постороннему о том, что в помещении кто-то есть. Я был совершенно недоволен собой: доклад был зачитан мной едва на треть. Блок о миграции: о естественных для Европы потоках, о возможности перенаправить часть посланцев, уезжающих от войны на континенте за океан, к нам в Россию, о мерах по уменьшению эмиграции собственных граждан — все это осталось лишь строчками на бумаге. Впрочем, оставался небольшой шанс, что Александр действительно изучит составленные документы. Хотя зная императора — достаточно небольшой.
— Будем обсуждать это сегодня? — Наконец подал голос из своего угла воспитатель.
— Нет, наверное, — я пожал плечами. — В каком месте я налажал я и так знаю. Труд длиной полугода спустил в сортир из-за того, что не смог сдержать язык за зубами и поднял тему, которую поднимать не стоило. Глупо.
— Не все так плохо, ваше высочество, — едва заметно улыбнулся Воронцов. — Я думаю, что несмотря на произошедшее, труд ваш не пропадет втуне.
— Посмотрим, — еще раз пожал плечами я.
Удивительно, однако наставник вновь оказался прав, хотя чтобы убедиться в этом, мне пришлось подождать пару месяцев. Как ни крути, а бюрократия в империи была крайне неповоротлива, даже тогда, кода ее подпинывал лично государь. Впрочем, именно в эти дни наконец была введена в действие министерская реформа, заменившая архаичные коллегии с раздутыми штатами и порой весьма расплывчатыми полномочиями, которые еще и пересекались зачастую между собой, на более соответствующие времени министерства. Поэтому неразбериха в высших эшелонах власти была та еще.
А первого октября 1802 года Воронцов принес мне подписанный Александром указ о создании опытного родильного дома с функцией обучения акушерок и назначении меня его «патроном».
— Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, — совершено растерялся я. Затевая всю эту историю с докладом я надеялся «оседлать» какой-нибудь переселенческий комитет а не вот это вот все. Где я и где акушерство с гинекологией? Как такое вообще могло получиться?
Это была совершенно неприкрытая проверка на вшивость. Смогу, ли я действительно претворять в жизнь свои задумки или только говорить о мифическом всеобщем благе. А, значит, облажаться было никак нельзя.
Интерлюдия 1
— Ваше императорское величество? — В кабинет императора по знаку секретаря заглянул немолодой уже мужчина в статском. На груди его красовалась одинокая звезда ордена Андрея Первозванного.