Николай II и Россия до 1917 года - страница 10

Палеолог Морис, посол Франции в России:

«Сегодня первый день нового года по православному календарю. Император принимает в Царском Селе поздравления от дипломатического корпуса.

Жестокий холод: –38.

Лошади, впряженные в придворные экипажи, ожидающие нас перед императорским вокзалом, обледенели. И до самого Большого дворца я не различаю ничего из пейзажа – такими непроницаемыми стали стекла от толстого слоя снега <…>

Если судить лишь по созвездиям русского неба, год начинается при дурных предзнаменованиях. Я констатирую везде беспокойство и уныние; войной больше не интересуются; в победу больше не верят; с покорностью ждут самых ужасных событий».

Летом 1916 года войска под командованием генерала А.А. Брусилова перешли в наступление, и в результате этого «брусиловского прорыва» были взяты Буковина и Южная Галиция. На Кавказском фронте русские также углубились на территорию Турции на 250–300 км. При этом проблемы с обеспечением боеприпасами и продовольствием снижали боеспособность армии и приводили к росту потерь. В результате затянувшаяся война и ухудшение положения народа, вызванное ростом цен и начавшимися перебоями с продуктами питания, привели к росту недовольства в различных слоях населения страны. Повсюду царили уныние и ощущение того, что «шапка Мономаха» слишком тяжела для головы Николая II, который, похоже, и сам прекратил верить в себя и стал символом разложения государства.

Правительственный кризис в России выразился в «министерской чехарде» – слишком частой смене министров. За 1915–1916 гг. сменилось четыре председателя Совета министров, четыре военных министра, шесть министров внутренних дел и т. д. Из-за этого Совет министров в народе стали называть «кувырк-коллегией».

Особенно не любили председателя Совета министров Б.В. Штюрмера, сменившего в январе 1916 года И.Л. Горемыкина. Это был закоренелый монархист, но назначение на такую должность человека с немецкой фамилией (в то время, когда столь сильны были антигерманские настроения) свидетельствовало о слепоте двора, о его полной невосприимчивости к происходящему. Кроме того, оказалось, что Штюрмер был близок и предан Распутину.

В ноябре 1916 года Штюрмера отправили в отставку, назначив на освободившееся место А.Ф. Трепова, но и он не продержался долго (его, как уже говорилось, сменил князь Н.Д. Голицын).

А тем временем на фронте и в тылу распускались слухи о связях императрицы Александры Федоровны с ее германскими родственниками.

Троцкий Лев Давидович, один из организаторов Октябрьской революции:

«Особую остроту слухам о дворцовой камарилье придавало обвинение ее в германофильстве и даже в прямой связи с врагом. Шумный и не весьма основательный Родзянко прямо заявляет: “Связь и аналогия стремлений настолько логически очевидны, что сомнений во взаимодействии германского штаба и распутинского кружка для меня, по крайней мере, нет: это не подлежит никакому сомнению”. Голая ссылка на “логическую” очевидность весьма ослабляет категорический тон этого свидетельства. Никаких доказательств связи распутинцев с германским штабом не было обнаружено и после переворота. Иначе обстоит дело с так называемым “германофильством”. Дело шло, конечно, не о национальных симпатиях и антипатиях немки-царицы, премьера Штюрмера, графини Клейнмихель, министра двора графа Фредерикса и других господ с немецкими фамилиями <…> Значительно более реальны были органические антипатии придворной челяди к низкопоклонным адвокатам Французской республики и симпатии реакционеров, как с тевтонскими, так и со славянскими именами, к истинно прусскому духу берлинского режима, который столько времени импонировал им своими нафабренными усами, фельдфебельскими ухватками и самоуверенной глупостью».

Недовольны были все. Среди депутатов Государственной Думы, видных промышленников и военных зрели планы дворцового переворота. А среди народных масс нарастало возмущение не только против старой власти, но и против стоявшей в оппозиции буржуазии, которую обвиняли в том, что она обогащается на народном страдании.