Николай Крючков. Русский характер - страница 14

стр.

– Ну и как? – спрашивал Кац.

– Вы гений, Борис Яковлевич!

– Что-то не так?

– Ну что вы – сплошная поэзия!

Николай Афанасьевич очень любил поэзию и знал современных поэтов, но, как ни вспоминал, фамилию Кац среди них так и не вспомнил. А между тем Кац сиял от удовольствия.

– Ах, эта слава! – ворковал он. – Она бежит впереди нас. Конечно, приятно, но утомляет. А вас?

– Слава изменчива, – пожал плечами Николай Афанасьевич, сбросил китель и снял фуражку. – Что-то жарко стало.

– Душновато, – вздохнул Борис Яковлевич, снял с головы котелок и не мог не заметить, что улыбаются и кивают уже не ему, а его спутнику. Кац обернулся и увидел, что с лица Крючкова исчезли усы, и артист сразу стал узнаваем. – Ах, неблагодарные людишки! – воскликнул он с притворным негодованием. – Теперь я им покажу свои зубы! – И оскалил золотозубый рот.

– А что это, поэт, вы все толкуете про зубы? – не понял Крючков.

– Ну вот, и вы тоже! – улыбнулся Кац. – Когда я вижу что-то хорошо сделанное, я всегда говорю: «Сплошная поэзия!» Вот меня и прозвали Поэтом. Но я тоже не абы как: я лучший стоматолог всех времен и народов! Без меня половина одесситов до сих пор жевала бы только манную кашу. Вот неблагодарные людишки!.. Не спорю, артист – это тоже хорошо, но, скажите честно, кто бы вас выпустил на экран, если б не мой шурин Сеня? А-а, то-то и оно!

Они засмеялись, ударили по рукам и перешли на «ты».

Эту историю рассказал мне давным-давно прекрасный поэт Николай Доризо, который действительно был другом Каца, лучшего стоматолога всех времен и народов.

Зеркалка

Крючков отличался необычайной аккуратностью, точностью. По нему можно было сверять часы. Артист Борис Токарев вспоминал:

– Вот выезжаем мы на гастроли. Бежим на вокзал, задыхаемся, последние минуты до отхода поезда, наконец вбегаем в вагон и в изнеможении падаем на лавку. Слава богу, успели. А Афанасьич сидит уже в купе за столиком в пижаме, в домашних тапочках, и все у него уже культурно порезано и разложено – готов к чаепитию. Думаю, как только подают состав, он садится одним из первых, если не первый.

Фильм «Морской характер» снимали на Черном море. К гостинице подъезжал автобус и отвозил съемочную группу к пирсу. Как всегда, Крючков и здесь был первым. Пока все еще одевались и причесывались, он уже сидел у гостиницы на лавочке и кормил хлебными крошками голубей.

На этот раз, увидев выходящего из дверей Бориса Токарева с женой Людочкой, тоже актрисой, занятой в этом фильме, он как-то резво вскочил, выпрямился, как на параде, и торжественно, будто хотел сообщить что-то важное, произнес:

– Дети мои! Боба, Люда, я сделал сегодня великое открытие!

– Что такое?

– Я сегодня увидел, наконец, свои ноги!

– Как это? – не поняли супруги.

– Раньше я их видел только при помощи зеркала. Зеркалка была. А теперь смотрите: я вижу их без всякой оптики – наяву! Это же совсем другое дело – увидеть собственные ноги без зеркалки! А-а, да что вы в этом понимаете…

Николай Афанасьевич сидел тогда на лечебной диете и похудел почти на двадцать килограмм.

Юбилей с оленем

В Центральном доме работников искусств, ЦДРИ, чествовали поэта-юбиляра Николая Доризо. Крючков любил не только его стихи, но и самого автора за веселый нрав, искренность, компанейство и пообещал прийти поздравить. Выступили уже почти все записавшиеся, а Николая Афанасьевича все не было. Наконец дверь распахнулась, и Крючков с недовольным выражением на лице быстро прошел между рядами прямо к сцене. В руке он держал букет розовых гвоздик. Его встретили, как всегда, аплодисментами, и председательствующий, поэт Сергей Васильев, жестом пригласил артиста сразу к трибуне.

– Скажи несколько слов, Николай Афанасьевич.

– А чего ж не сказать… Скажу.

Крючков поднялся на сцену, подошел к Доризо, который вышел из-за стола, вручил ему букет, и они расцеловались. Потом встал за трибуну, оглядел внимательно зал и развел руками.

– До чего мы дожили, дорогие товарищи! Подвез меня сейчас приятель до ЦДРИ, и пока мы ходили за цветами, какая-то сволочь отломила с радиатора оленя. Что ж это творится? На кой черт этому стервецу сломанный олень? Он что, на грудь его себе повесит? На цепочку? Как хотите, а если б я поймал этого негодяя, я б сам ему руки обломал!..