Нина Горланова в Журнальном зале 1995-2000 - страница 3

Антон наконец начал самый нужный разговор:

— Пойдем со мной в булочную, а?

И он рассказал, что там висит объявление: “Отбор хлеба производится с помощью бумаги и вилки”. Антон боялся ходить в булочную. А вдруг он задумается, забудет заплатить — и на него тотчас накинут большой лист бумаги и начнут тыкать в него вилкой, отбирая хлеб.

Антон еще не сказал Насте самого сокровенного. Он думал, что в мире есть кое-что, о чем никогда не говорят, но о чем надо догадываться. Он догадывался, что дело хождения в булочную нужно совсем не потому, что там хлеб (его родители могли бы купить сами). Это дело — опасное, а человеку дулжно пройти разные испытания. Иначе почему бы мама и папа так гордились, что он ходит в булочную, и говорили об этом такими важными голосами.

— Антон, давай мне денюшки. Сегодня злая булочница, но я тебе куплю хлеб...

— А вот и воровка пришла, — радостно сказала булочница. — И тебе не стыдно?

Настя разжала перед ней пальцы с красивой мелочью. Она решила — еще много раз будет ходить с Антоном за хлебом.

— Сорок восемь — половину просим, — закричала она, и собака, которая ждала ее у магазина, тоже нечто пролаяла, похожее на “сорок пять — мой закон не изменять”.

Антон отдал Насте половину булочки и решил также поблагодарить беседой. Он хотел объяснить, как Земля вращается вокруг своей оси.

— Смотри! — Он повернул мяч-глобус. — Земля повернулась — и наступила ночь.

В рабстве

Земля повернулась, и наступила ночь. Настя сидела на скамейке. Доходяга убежала с другими собаками искать, а вокруг нечего было найти. Подошла женщина, и при свете фонаря ее металлические зубы страшно сверкали и пугали Настю. Но есть хотелось сильнее, чем пугаться.

— Пойдем, у нас согреешься. Одеяло я купила двуспальное. Тяжелое, как трактор. Проснешься и думаешь: трактор наехал на тебя.

И женщина вдруг пошла шикарной походкой, запев:

— Килька плавает в томате, ей в томате хорошо...

Настя пошла следом, пришла за женщиной в квартиру и обрадовалась: там работал во всю мощь телевизор.

— Ха-ха-ха! — услышала Настя и поняла, что в квартире еще есть кто-то, и это — дядька. И точно: скоро послышался звук дребезжащей посуды, и в коридор вышел мужик, почти старик, пронес на кухню кастрюльку дрожащими руками.

— Пап, смотри, кого я привела.

— Кого ты привела, Фая? — спросил он неожиданно сочным голосом. — Мать-то уж наводит справки.

Настя зачастила: нет, никто не ищет, разве что Доходяга — это маленькая собачка...

Настя прошла за тетей Фаей в кухню и села поближе к помидорам. Вдруг тетя Фая схватила старика за шею и начала душить, приговаривая: “Отдай трешку, отдай!” — “Я один у тебя, Фая!” — выл и хлюпал отец.

Дочь отца задушила и бросила посреди кухни. Потом она достала у задушенного трешку, мятую-перемятую, а Настя за это время проглотила один помидор не жуя. И внутри пищевода у нее стало что-то неправильно. Поэтому она не заметила, когда старик встал и начал наливать ей суп, капая на стол самые вкусные, самые жирные капли. Настя ела и поглядывала на стену: там висели, змеясь, прозрачные трубочки с огромными иголками на концах. Некоторые иголки были в крови. Настя видела в больнице эти капельницы, но почему они здесь? Изнутри пошел испуганный голос, когда он вышел наружу, получилось “спасибо”. Больше всего ей хотелось убежать отсюда в уютную, домашнюю ночь.

— Спасибо в карман не положишь и в стакан не нальешь, — ответили ей сразу старик и Фая.

И с тех пор после каждого завтрака слышала она эти слова. Привыкла к ним. Привыкла и к тому, что из капельниц нужно делать разных чертей и рыбок — белых, розовых, голубовато-зеленых. Копыта она делала из резиновых трубочек. “Хвост разрезай под абажурки!” — учила тетя Фая — сама она из-за дрожащих рук уже не могла ровно что-то разрезать. Но вскоре Настя начала придумывать. В благодарность за разрешение смотреть телевизор рыбкам она приделывала роскошные хвосты, похожие на локоны принцессы из сказки, или вставляла в их блестящие прозрачные животы маленьких рыбок-деток. Потом она придумала делать рыбок с рогами, рыбок в шляпах, и все это раскупалось на рынке, а тетя Фая становилась все добрее к Насте и однажды купила ей даже вишен. Себе и отцу она неизменно покупала водки. Стакан водки в ее башке превращался в туманные мечтания.