Нина Горланова в Журнальном зале 2004-2006 - страница 20

Три месяца тому назад другой прототип — наш близкий друг — узнал себя в опубликованном рассказе и перестал звонить и приходить. Хотя я не знаю даже, на что он обиделся (герой там остроумный, страстный, распрекрасный). Видимо, само нарушение принципа частной жизни… как-то ранит. Неприятно читать о себе вообще. Даже когда имя другое: Арнольд.

Кстати, под этим именем я его оставляю и в этом повествовании.

Сказать-то легко: бросил близкий друг! А в жизни у меня такая тоска под сердцем поселилась. Любовь бывает в сердце, а тоска — под сердцем…

Ведь друг приходил через день да каждый день! Один раз так спорили о Горбачеве, что пожар начался (забыли про кашу на плите).

Я загоревала, когда Арнольд нас бросил! Через месяц написала ему большое письмо: просила простить. “Кровь моя начинает веселее бежать в любимом поле притяжения друзей!” Но ответа не было.

Я тут, конечно, сильнее запечалилась. Вспомнила ливень милостей! Пролился на нас в свое время ливень милостей от щедрого друга! Раз так пять-шесть благопоспешал он с помощью (материальной). То есть мы тоже ему помогали, но об этом не нам судить, а вот его помощь точно была тогда выражена в деньгах, и немалых!

Написала я второе письмо — еще длиннее, еще просительнее. Но порвала его, так и не послав…

Вообще наш прототип — самый непредсказуемый прототип в мире. Ему не угодишь! В одном рассказе я заменила поездку в Югославию поездкой в Болгарию, так подруга возмутилась — зачем?! Я ей: по закону защиты прототипов. А она свое: зачем изменила — стало хуже!

Ну, хватит об этом, надо работать.

Начинаю искать фамилию для героя — у меня они записаны в отдельной тетради.

Жлобич — нет, тут слышится “жлоб”, а я своих героев люблю!

Лекторов — не поверит читатель, что есть такая фамилия, хотя она существует.

Российкин — уменьшительный суффикс тут меня смущает.

Немов — герой как раз златоуст, не подходит.

Кусаев — не надо!

Надсадов — что-то не то…

Прямов — слишком прямо.

Непонятливый — мой герой как раз понятливый!

Огрызко, Пиявко — это уничижительно как-то.

Тролль — слишком экзотично.

Философенко — трудно будет читателю полюбить героя с такой фамилией! Недавно моя приятельница-писательница возмутилась, что я описала ее под именем Мура, которое так легко исказить, если ударение поставить на последний слог. Я говорю: “Ну, ты тоже меня опиши где-нибудь, и будем квиты”. — “Нин, это будет уже как в анекдоте, когда съели нашего посла в Африке, МИД — ноту протеста, а те отвечают: так съешьте нашего посла!”.

Шлюхин — еще труднее полюбить героя с такой фамилией.

Погоняйло — но герой никого не погоняет.

Накопюк — и не копит.

Рыжкин — будут представлять его рыжим, а он брюнет.

Хлюпин — не хлюпик!

Пустомельский — для сатиры, а я не сатирик.

Наливкин — прототип любит делать наливки, но именно поэтому эту фамилию исключаю.

Плуталов — подумать надо…

Мордочкин — Аля Эфрон, дочь Цветаевой, писала в одном письме кому-то: “Крепко тебя, мордочка, обнимаю”. Но не все могут уловить тут ласковый оттенок.

Вихорков — детская словно фамилия…

Диалектов — заумно.

Рынков — не то.

Сметанников — слащаво.

Горчинский — наоборот, слишком много горького…

Уралов — скажут: дешевый символизм.

Червиченко — станут искать червоточину.

Захваткин — ничего он не захватил.

Болтаев — не болтун.

Прыщиков — будут представлять его в прыщах, а мне это зачем!

Сало — мало любви к герою…

Теплицкий — вот! Ура! Нашла. Теперь нужно еще имя найти. Это даже важнее. Без фамилии в конце концов можно и обойтись…

И тут звонок телефона. Это Арнольд! Три месяца не звонил и вдруг говорит: сейчас к вам приду. Мужа нет дома. А если прототип скандал затеет? Что же делать? У меня голова зачесалась — псориаз, наверно, начнется на нервной почве. Почесала я в голове и, чтобы оправдать этот жест перед дочерьми, спрашиваю их (закрыв трубку рукой): “Как спастись от Арнольда?”.

— Мама, ты ведь в Москву собираешься!

Точно — как это я сама не догадалась! Я же завтра еду!

— Ой, — кричу в трубку, — я в цейтноте! Завтра еду в Москву — срочно дописываю рассказ…

— Нина, я давно понял, что у тебя только два состояния: первое — ты очень больна и не можешь принять гостей, второе — ты едешь в Москву и вся в цейтноте. Я приду всего на полчаса.