Нина Горланова в Журнальном зале 2007-2011 - страница 14
Тогда я подумала: может, и читатель (читательница) так с нами посидит-выпьет?
Весна
Весна — это нетерпеливые объявления женщин в газетах. “Неужели во всей Перми не найдется мужчина: обеспеченный, красивый, выше 170 сантиметров?!”
Весна — это когда дочери на 8 Марта дарят мне СОЛНЕЧНОЕ СЕРДЦЕ (в самом деле, от сердца, сшитого из красного бархата, во все стороны идут золотистые лучи).
Весна — это когда красят заново в центре Перми огромный орден Ленина (не потому, что мечтают о возврате коммунистов, а потому, что орден был дан пермякам за труд).
Весна — это когда видишь в газете “Работа”: “Для переписки секретных документов требуется секретарша, не умеющая читать”... и не думаешь, что сходишь с ума, а понимаешь: первоапрельская шутка.
Весна — это когда девяностолетняя мама моей знакомой говорит: “Люся, вон идет красивый паренек. Тебе бы замуж за него выйти!” Люся не только давно замужем, но уже и дважды бабушка. Но именно весной ее мама забывает об этом и мечтает сыграть свадьбу дочери.
Весна — это венок из желтых цветов одуванчиков, надетый на голову дворовой собачке (дети сплели и надели).
В записных книжках Ильфа есть фраза: “Люблю красноносую весну”. Видимо, он имел в виду простуженные носы. А в Перми весной в большом количестве появляются на лавочках красноносые алкоголики. Зимой их не видно. Словно к маю они вытаяли. Опохмеляются. Одна женщина вдруг произносит: “Да вы понимаете, кто я? Я Пушкина читала, Есенина и Асадова. Сама стихи пишу”. В ответ мужик ехидно восклицает: “Есенин — поэт, да? Поэт, да?” Другой кричит женщине, сидящей на соседней скамейке: “Набор! (Пауза.) Набор!” — “Я тебе покажу набор... костей!” Видимо, всю зиму откликалась на это, а весной вот не захотела...
И я поняла: да, точно — весна!
* * *
Журнальный зал | Новый Мир, 2007 N3 | НИНА ГОРЛАНОВА, ВЯЧЕСЛАВ БУКУР
Горланова Нина Викторовна и Букур Вячеслав Иванович родились в Пермской области. Авторы “Романа воспитания”, повестей “Учитель иврита”, “Тургенев — сын Ахматовой”, “Капсула времени” и др. Печатались в журналах “Новый мир”, “Знамя”, “Октябрь”, “Звезда” и др. Живут в Перми.
Вот так-то: моржи наши уральские — они ведь не просто в прорубь ныряют! Они своим общим подвигом улучшают мироздание.
Это обнародовал по местному ТВ их предводитель В. Д. В. (инициалы у него такие, и он взаправду служил в ВДВ).
— КГБ испытывало уколы противоморозные. Мы подписку давали! Они уколют, и мы по часу среди айсбергов плавали. Но! Сейчас свободный морж заявляет: без всяких уколов закалка в проруби — это что? Отвечаем: борьба за победу в будущем космическом выживании!
И услышал это Беловодин, директор магазина “Персик”, прозванный со школьных лет Беловодкиным. Приехал, нырнул, вынырнул и крикнул шоферу:
— Быстро за водкой!
Иначе у него не получалось выживание (тем более — космическое).
Шофер рванул, и одежда — вся одежда! — уехала в “мерседесе”.
У кого-нибудь можно было взять мобильник, но ведь вокруг Умывакина — зона аномального молчания!
Сколько можно зимой плавать? Моржи-то перекрикивались: “Такая в проруби жара — плюс четыре!” А Беловодин-Беловодкин выскочил и горько задрожал, не попадая в рукава махрового халата:
— Ребята, дайте же! Что-нибудь!
Никогда еще он так не хотел жить: дышать, ходить в баню, есть торт “Пенек”, отщипывая по кусочку!
— Не стой, а то мегазвездец, — с прямотой десантника сказал главморж В. Д. В. и кивнул самому молодому — Тимурову.
Тот набросил на Беловодина свой пуховик, оставшись в свитере:
— Бегом до Умывакина!
Беловодин воткнул ноги в любимые растоптанные кроссовки. И побежали!
Тимуров никогда не расставался с цифровой видеокамерой. Был знаменит по всему Интернету: на его снимках моржи — какие-то заиндевелые гераклы. Вот и теперь он умудрился один раз поймать отчаянный профиль борющегося за жизнь Беловодина.
— Первый и последний раз… гребаная прорубь! — иногда всхрипывал Беловодин.
Наконец они ввалились в божественное тепло крайней избы.
И тотчас Беловодин стал внутри себя обещать: открою детский дом, о, как там будет тепло, камины везде, в них огонь пышет — это ведь пацаны, беспризорники-то, намерзлись, почти как я сейчас!