Нить Ариадны - страница 23

В одном из залов нижнего этажа обратили на себя внимание поднимающиеся одна над другою ступени. Ясно, что они предназначались для зрителей или зрительниц. Не эти ли зрительницы изображены на стенах в голубых и желтых одеждах, с вычурными прическами и локонами, ниспадающими на грудь? Среди этих женщин могла быть и сама Ариадна. Но о чем они беседовали между собой? Может быть, об удивительной ловкости укротителей быков, прыгающих через спины разъяренных животных? Игры с быками, запечатленные художником, невольно заставляют вспомнить о Минотавре, «быке Миноса». Не была ли легенда о схватке Тесея с Минотавром навеяна этими играми? А, может быть, рассказ о съедении Минотавром юношей и девушек — переосмысление совершавшихся во дворе человеческих жертвоприношениях?

В другом зале был обнаружен впечатляющий царский трон с высокой спинкой. Здесь должны были восседать цари. Легенда сохранила их имена — Минос и его братья Радамант и Сарпедон. Может быть, существовала целая династия Миносов? А в чем смысл легенды о том, что Минос был сыном Зевса и прекрасной финикиянки Европы? Свидетельство ли это обожествления критянами царской власти или, может быть, воспоминание о финикийском происхождении властителей Крита?

Каждый день раскопок приносил новые свидетельства богатства и изощренности критской культуры. В Кносском дворце были обнаружены ванная комната и водопровод. А ведь много позднее, в V в. до н.э., считавшимся периодом наивысшего расцвета греческой культуры, греки не знали ни водопровода, ни канализации, ни ванн.

Эванса поразил необычный вид сосудов, найденных в развалинах дворца и других местах. Подобных им не было ни в Греции, ни на Востоке. На одних были изображены растения с тщательно выписанными деталями стебля, дающими возможность безошибочно определить, какой именно цветок изображен. Стенки других сосудов были украшены изображениями морских растений и животных, осьминогов, наутилусов, рыб, ракушек. Эти же сосуды обнаружены в других частях Крита. На круглом сосуде из Гурнии представлен осьминог с выпученными глазами: щупальца с присосками охватывают всю поверхность вазы, а промежутки между ними заполнены кораллами и водорослями, создающими иллюзию водной среды. На сосуде из Псири видны запутавшиеся в сетях дельфины — первое свидетельство истребления человеком этих удивительных животных. Некоторые вазы с мастерством имитируют поверхность бронзовых изделий. Критская керамика, расцвет которой приходится на XVIII до н.э., не имеет аналогов в мировом искусстве, создавая впечатление текучести и гибкости, упругого напряжения, которое так прекрасно передает стихотворение Осипа Мандельштама:

Гончарами велик остров синий —Крит зеленый — запекся их дар.В землю звонкую: слышишь дельфиньихПлавников подземный удар?Это море легко на поминеВ осчастливленной обжигом глине.И сосуда студеная властьРаскололась на море и страсть.

Наряду с расписными глиняными вазами в 18 помещениях дворца Эванс обнаружил глиняные сосуды двухметровой высоты вместимостью до 185 литров. Они располагались рядами и предназначались для хранения и транспортировки зерна, оливкового масла, вина, фиников, бобов. Всего эти пифосы вмещали 475 тысяч литров провизии, которой, по подсчетам Эванса, было достаточно, чтобы прокормить город с населением в 80 тысяч человек. Таким образом, археологические данные показали, что царский дворец Кносса, подобно дворцам Египта и Двуречья, был хозяйственным организмом, местом сбора и хранения продуктов и ремесленных изделий. Удалось также установить, что с древнейших пор на Крите материалом для ремесла служил камень. На стенках каменных сосудов изображены кулачные бои, схватки (игры) с быками, шествия воинов и земледельцев.

Мастерству гончаров и камнерезов не уступало искусство критских ювелиров. На двух золотых кубках из Вафио (Пелопоннес, с которым Крит был связан торговыми контактами) рельефно изображены ловля и укрощение диких быков. На одном из рельефов видны растения, показывающие, что действие происходит в лесу. В центре рельефа представлена сеть для загона животных. Можно думать, что охота в то время уже не была главным источником пропитания, а являлась развлечением царей и знати. Художник, искусно изобразивший сцену охоты на золотых кубках, выполнял заказ владельца дворца.