Нити судеб человеческих. Часть 1. Голубые мустанги - страница 63
Хорошим подспорьем было собирание колосков на жнивье. Правда, на этом поприще приходилось конкурировать с местными жителями и, конечно, лучше было не попадаться на глаза кому-то из колхозного начальства.
Нужно сказать, что говоря о возможности прокормиться в летние месяцы, я имею в виду тех моих земляков, которые попали в благословенную Ферганскую долину, страну садов, виноградников и плодородных полей. Хуже было тем, кто попал в знаменитую Голодную степь - Мирзачуль.
Урожай в Узбекистане собирают рано. К сентябрю все зерновые, включая джугару и кукурузу, были убраны, местные бобовые тоже свезли по амбарам. На грядках в узбекских дворах еще зеленела ботва моркови и других корнеплодов, но то было во дворах. Украсть что-нибудь можно было только с колхозных плантаций, но на них после уборки зерновых и бобовых оставался - увы! - только хлопок.
Главной убивающей людей болезнью была малярия!
Вот как проходит приступ малярии, которую узбеки именуют "безгак". Сначала ощущается некая пустота под ложечкой, какой-то холодок по ходу пищевода. Если вы уже опытный малярик, а опыт подразумевает и использование информации, полученной у аборигенов, то получив первый сигнал вы берете большую пиалу, наливаете в нее катык (вид простокваши), насыпаете столовую ложку острого красного перца и заливаете все крутым кипятком. Эту взрывную смесь надо выпить. Между прочим, со временем напиток этот кажется очень приятным, и его пьют и вне связи с приступом малярии. Так вот, этот горячий жгучий настой таким образом действует на организм, что самая мерзкая фаза приступа проходит с меньшей амплитудой и оказывается короче. А фаза эта есть невыносимый озноб (за неимением более подходящего ощущения можно назвать это ознобом), когда человека трясет, будто бы он попал в резонанс с ультразвуком. Трясет каждую мышцу, каждый внутренний орган - это особенно противно. Зуб на зуб, как принято говорить, не попадает, но точнее будет сказать, что зубы выбивают частую дробь. Обычно человека в малярийном ознобе укрывают теплым одеялом, но это не помогает, трясучка не прекращается. Наконец, минут через двадцать - тридцать первая фаза подходит к концу, в течении трех - пяти минут амплитуда тряски постепенно уменьшается, и тело охватывает приятная теплота. Температура поднимается до сорока градусов и даже выше. Вот тут-то, наверное, и умирают те, кто слаб. Я всегда на этой фазе засыпал в приятном изнеможении. Просыпался я часов через пять, обессиленный. Но, пролежав часок другой, я вставал с постели, и еще через час чувствовал себя вполне здоровым. Я знавал узбеков, которые могли очухаться от приступа за более короткие сроки, чем приведенные в моем описании. Далее нужно сказать, что единичные приступы малярии мне не известны. После первого приступа на следующий день или через день наступает такой же второй, потом третий. У меня больше шести приступов подряд не бывало, и я относительно хорошо переносил их. Но обычно люди от частых приступов истощаются, и такого несчастного уже легкий ветерок шатает. Наши крымчане многие умирали от малярии...
Была еще одна и посейчас загадочная для меня болезнь, именовавшаяся тогда странным словом "потопач" - не знаю, медицинский ли это термин или местное наименование этой напасти. Тоже немало жизней унесла...
Если бы все горе, страдания, смертный ужас взрослых и маленьких крымских татар, выпавшие на их долю в сорок четвертом и сорок пятом годах, собрать воедино и доставить туда, где в то же самое время обжирались и веселились, заботились о своих сытых отпрысках те, чьей волей или безразличием мы были лишены отчей земли и нажитого не только нами самими, но и нашими предками имущества, то наше тогдашнее горе и наша сегодняшняя ненависть взорвали бы их сытое существование как сто тысяч атомных бомб!
Знойной и пыльной осенью одна тысяча девятьсот сорок четвертого года я бродил голодный по поселку…
Самое таинственное из известных науке понятий – это время. И чтобы не обременять себя неразрешимыми вопросами, мы принимаем на веру утверждение, что время неразрывно, что оно необратимо. Это утверждение есть такое же суеверие, как и представление о едином для всей Вселенной времени, не зависящем ни от чего. Однако нынче каждый студент второго курса уже знает, что время у каждой движущейся телеги свое и что ход его зависит от скорости каждой телеги - о какой неразрывности времени может идти речь! Когда-нибудь будет понято, что и представление о необратимости времени есть грубый образ, оставшийся нам в наследство от пещерных наших предков. Время разрывно и потому обратимо. Лента времени порой истончается, волокна разрываются и торчат веником в разные стороны, некоторые волокна свертываются колечком и соприкасаются с другими пучками, выдержавшими напряг, избежавшими разрыва. Тогда малая струйка, казалось бы, невозвратимых событий изменяет свой ход на иной, вливается в общий поток событий, в котором другой порядок.