Нобелевская речь на вручении Нобелевской премии мира

Ваши Величества! Ваши королевские высочества, уважаемые члены Нобелевского комитета, уважаемые гости!

Утром 8 октября мне позвонила мама. Спросила, что новенького.

— Да вот, — говорю, — мама, Нобелевскую премию получили…

— Это хорошо. А что еще новенького?

…Сейчас, мама, я все тебе расскажу.

«Я убежден, что свобода убеждений, наряду с другими гражданскими свободами, является основой прогресса. Я защищаю тезис об определяющем значении гражданской и политической свобод в формировании судеб человечества!

Я убежден, что международное доверие, <…> разоружение и безопасность немыслимы без открытости общества, свободы информации, убеждений, гласности <…>. Мир, прогресс, права человека — эти три цели неразрывно связаны». Это — из Нобелевской речи академика Андрея Сахарова, гражданина Земли, великого мыслителя.

Эту речь прямо здесь, в этом городе, в четверг 11 декабря 1975 года прочитала его жена Елена Боннер. Я посчитал необходимым, чтобы слова Сахарова прозвучали здесь, в знаменитом на весь мир зале, второй раз.

Почему это так важно сейчас для нас, для меня? Мир разлюбил демократию. Мир разочаровался в правящих элитах. Мир потянулся к диктатуре. Возникла иллюзия, что прогресса можно достигнуть технологиями и насилием, а не соблюдением прав и свобод человека.

Такой вот прогресс без свободы. Такое молоко без коровы…

Диктатуры обеспечили себе упрощенный доступ к насилию. У нас в стране (и не только у нас) популярна мысль: те политики, которые избегают крови — слабые люди. А вот угрожать миру войной — долг настоящих патриотов. Власть активно продает идею войны.

Правительства и близкие к ним пропагандисты несут всю полноту ответственности за милитаристскую риторику на государственных телевизионных каналах. Под влиянием агрессивного маркетинга войны люди привыкают к мысли о ее допустимости. Но я видел и другой народ у других телевизоров. Честных и страшных.

Во время чеченской войны на одном вокзале стояли на рельсах пять белых вагонов-холодильников. Возле них круглосуточно была охрана. Это был морг на колесах 124-й лаборатории Министерства обороны. В рефрижераторах хранились неопознанные тела солдат и офицеров.

У многих уже не было лиц от прямых попаданий или пыток. Начальник лаборатории капитан первого ранга Щербаков делал все, чтобы не осталось безымянных солдат. И в небольшом домике возле путей стоял телевизор. В креслах, как в зале ожидания, сидели матери и отцы пропавших без вести солдат. А оператор с видеокамерой транслировал на экран одно за другим изображения тел. Одно за другим. 458 раз. Столько военных лежало на полках этих вагонов при минус 15 градусах в своем последнем поезде, пришедшем по маршруту «Война — Смерть».

Матери, которые по многу месяцев искали в горах и ущельях Чечни своих мальчиков, увидев на экране лицо своего сына кричали: «Это не он! Это же не он!». А это был он.

Нынешние идеологи продвигают идею смерти за Родину, а не жизни за Родину. Не дадим этому их телевизору снова себя обмануть.

Гибридные боевые действия, трагическая, безобразная и преступная история с «Боингом МН-17» разрушили отношения России и Украины, и я не знаю, сумеют ли следующие поколения их восстановить… Тем более, в больных головах геополитиков война России и Украины перестала казаться невозможной.

Но я знаю — войны заканчиваются с опознанием солдат и обменом пленными. На чеченской войне «Новая газета» и наш обозреватель майор Измайлов смогли освободить из плена 174 человека. Если сейчас в моем новом качестве я смогу что-то сделать для возвращения еще живых пленных по домам, скажите. Я готов.

Я хочу вспомнить еще одного человека, получившего Нобелевскую премию мира в этом зале в 1990 году.

Москва. Кремль.18 апреля 1988 года. Идет заседание Политбюро. Один из советских министров требует оставить войска в Афганистане, Михаил Горбачев жестко прерывает его: «Прекрати свой ястребиный клекот!».

«Прекратить ястребиный клекот!»

Чем не современная программа для политики и журналистики — наладить жизнь без похоронок?