Нобелевский лауреат - страница 34

— Только отпустите его, чтобы он мог хотя бы умереть при мне, — скулил тогда Бегемот, а по щекам у него катились мелкие слезы.

С тех пор он не раз катался в машине Ванды. «Кто-то может решить, что мы любовники», — вдруг с отвращением подумала она.

Однако Бегемот ничего не знал о Гертельсмане. Он тоже услышал об этом из новостей, но не имел представления, кто мог похитить писателя, а также где его могут содержать.

— Ты ведь знаешь, я такими делами не занимаюсь, — извиняющимся тоном сказал он. — Я ведь финансист, а не простой уголовник.

— Я же не говорю, что это вы, — возразила Ванда. — Но убеждена, что ты можешь узнать, кто это сделал. У тебя есть время до завтрашнего вечера. Буду тебя ждать на том же месте.

— Я не успею. С твоей стороны подло так на меня наседать.

— Успеешь. В противном случае вернем твоего братца обратно. Я слышала, что его дружки сильно по нему скучают.

Некоторое время они ехали молча.

— Тут слухи ходили, — первым нарушил молчание Бегемот, — что тебя уволили. Но вижу — вернули обратно. Наверное, не так много желающих при ваших-то зарплатах.

— Просто ты неправильно услышал.

— Возможно, возможно. Я не шантажирую людей в обмен на информацию. Но до меня доходят разные слухи.

Они уже почти выехали из Софии, когда Бегемот велел ей остановиться на заправке — последней перед пловдивской магистралью. Потом приказал появившемуся технику залить бак доверху. Голос у него вновь стал грубым, не терпящим возражений, как тогда по телефону. Ванда подумала, что этот голос никак не вяжется с рыхлым, расплывшимся телом, а также не может принадлежать человеку с мелкой, подлой душонкой.

— Вымоешь все стекла, как положено, не только переднее. И фары оботри, — приказал он парню и сунул ему в руку банкноту в пять левов. Потом вошел внутрь, чтобы оплатить счет. Ванда осталась сидеть в машине. Увидев, что Бегемот вышел, тронулась с места. Бегемот обогнул заправку и исчез в темноте. Ванда успела заметить, что он говорит по мобильному.

Домой она вернулась в полдвенадцатого ночи. Хотела позвонить Крыстанову, ведь еще не было поздно, но раздумала. Сам позвонит, если нужно будет.

Генри неподвижно сидел в своем террариуме в полной темноте. Ванда зажгла свет, но ящерица даже не шевельнулась. Генри смотрел куда-то сквозь нее, как бы не замечая.

«Все еще на меня сердится», — подумала Ванда.

Книга Гертельсмана лежала на кухонном столе так же, как она ее оставила — перевернутая страницами вниз. «Словно мертвая птица, — подумалось Ванде. — Наверное, наклевалась букв отравленной книги и умерла именно здесь, в ее жилище, у нее на руках».

Ей вдруг захотелось немедленно принять горячий душ и сразу лечь. Но это означало бы, что она не станет читать. А ей нужно продолжить. Вполне может оказаться, что в «Кровавом рассвете» нет ничего такого, что она предполагала найти, хотя даже представления не имела, что это должно быть. Но Ванда была уверена, что Настасья Вокс дала ей дельный совет — искренний и верный. Если у человека были тайны и их надо было спрятать от чужих глаз, то лучшего места, чем книга, просто не найти, ибо книга — сама по себе большая тайна. Разумеется, кто-то, вроде литературного агента, жизнь которого проходит в чтении книг и общении с писателями, может ее в момент разгадать. Но Ванда успевала прочитать за год всего одну-две книги, а потому нынешняя ночь рисовалась серьезным испытанием. Она очень надеялась, что на следующих страницах будет рассказана какая-то история, потому что в противном случае она вообще может не догадаться, о чем книга должна ей рассказать.

Ванда подумала, что неплохо было бы вновь посмотреть видеозапись, но дома не было компьютера. Ей вдруг показалось, что в той записи есть какая-то деталь, которую она пропустила, а именно она может оказаться очень важной.

Ванда налила воды в кофеварку, поставила ее на конфорку и пошла в ванную.

Вместо того, чтобы постоять хотя бы полчасика под горячими струями, она разрешила себе всего лишь десять минут прохладного душа, вымыла голову и вышла из ванной, так и не прогнав неистового желания тотчас же погрузиться в сон, который сейчас медленно стекал с нее, оставляя мокрые следы на полу. Она не смогла прогнать сон, и теперь оставалось только промокнуть его остатки банным полотенцем.