Нобелевский лауреат - страница 37

В какой-то момент мелькнула мысль, что Гертельсман, вероятно, использует некий исключительно сложный код из фраз и образов, ключ к которому известен ему одному. Но что, интересно, он смог бы зашифровать таким образом? И, главное, зачем? Может быть, ему захотелось скрыть собственную сущность, от которой любой бы отказался, — сущность слабого человека, оказавшегося в бездне безысходности. Но как раз это Ванда могла бы понять.

Медленно продвигаясь вперед, возвращаясь, перечитывая, размышляя, подбирая то одно, то другое толкование прочитанного, она злилась на Гертельсмана все больше и больше. Ей стало казаться, что он написал «Кровавый рассвет» с одной-единственной целью: раздавить читателя, не позволить ему живым добраться до конца книги. Писатель хотел заставить незнакомого ему читателя вступить в борьбу с книгой, хотя знал, что он обречен на провал, ибо книга не могла не победить его.

Время бежало, и до утра осталось всего ничего.

Если ему и вправду дали Нобелевскую премию за «Кровавый рассвет», то при этом, вероятно, опирались на ту же логику, что при награждении генерала, который ради победы в бессмысленном сражении или братоубийственной войне уничтожил сотни тысяч невинных людей.

Пелена сна потихоньку обволакивала Ванду, и у нее уже не было сил сопротивляться. Окончательно отупев от безжалостных ударов книги, она не видела смысла читать ее дальше. С какого-то момента уже не имело значения, успеет ли она дочитать до конца. Ванда давно пребывала в каком-то летаргическом состоянии, чувствуя себя так, будто ее отравили. Мелькнула даже мысль, что Настасья нарочно подсунула ей экземпляр книги, в которой странички были намазаны каким-то снадобьем. Потом книга выпала из рук и упала ей на грудь, но Ванда даже не заметила, ибо она уже крепко спала.

Когда будильник зазвонил, Ванда вскочила с ощущением, что только что сомкнула глаза и проспала не больше десяти минут, но фактически с тех пор прошло почти два часа. Глаза продолжали смыкаться, и казалось, что нет такой силы, которая могла бы поднять ее с постели. Она не могла даже пошевельнуться. Последним усилием воли заставила себя окончательно открыть глаза, вспомнив о Яворе и других коллегах, которые должны были работать всю ночь. Надо сказать, что мысль о них не пробудила в ней чувство вины, чтобы все-таки встать. За окном было уже светло. Если б она жила пониже, наверняка услышала бы и пение птиц. Книга свалилась на пол. Ванда взяла ее в руки и попыталась вспомнить, до какой страницы она дошла, прежде чем уснуть. Но не смогла. Вероятно, придется начать сначала уже сегодня вечером, а может быть, если удастся, и пораньше.

Что-то внутри нее сопротивлялось этому решению, но так тихо и неуверенно, что она не сразу поняла. А кто сказал, что она должна прочитать книгу до того, как пройдут семьдесят два часа, отпущенные похитителями? Она сама все выдумала, потому что решила, что сможет обнаружить в книге какой-то невидимый след или хотя бы намек на нечто такое, что сможет повести ее дальше. Одного-единственного слова было бы достаточно.

Но ничего подобного не было.

Если бы было, Ванда вряд ли смогла бы заснуть.

Значит, книга бесполезна.

Но несмотря на это, она все же решила дочитать ее до конца, а потом прочитать и другую. Она не помнила ее названия, но не стала напрягаться. Ведь книга лежит на кухонном столе, она не могла испариться оттуда. Так что ей не избежать чтения. Это было компенсацией за столько лет, в течение которых ей не доводилось испытывать блаженство от прикосновения к книге, от погружения в звенящую, плотную тишину.

Она с трудом доковыляла до ванной и долго плескала себе в лицо ледяной водой. Кожа ее раскраснелась, глаза опухли. Вообще-то, выглядела она ужасно, но ничего нельзя поделать. Быстро оделась, одним глотком выпила остатки холодного кофе, ожидавшего ее на кухонном столе вместе со второй книгой Гертельсмана. «Бедняки» — вот как она называлась. Ванда машинально пролистала ее. Было много диалогов, и это уже хорошо. Раз есть диалог, значит, есть история, есть какое-то развитие. Можно начать сегодня вечером, ведь все равно ее придется прочитать.