Ночь будет спокойной - страница 25

толка. Но организация, какой бы она ни была, никогда не будет Европой. История не дает примера гуманной отчизны, родившейся из концепции или органиграммы. И я закончу, сказав то, что представляется мне очевидным: если бы у нас существовали, как и на уровне наций, так и на уровне человека, психологические, моральные и духовные условия, чтобы «построить Европу», нам бы не нужно было строить Европу, так как это называлось бы братством.

Ф. Б.Какова твоя позиция по отношению к буржуазии?

Р. Г. Она внутри. Я просто пытаюсь держать нос снаружи и принимаю ванны. Я отлично знаю себя в социологическом плане: я либеральный буржуа с гуманитарными устремлениями в стиле «Вандреди», еженедельника 30-х годов, я никогда не изменюсь; и когда ультраправые или ультралевые говорят о «блеющем идеализме» или «блеющем гуманизме», это всегда обо мне. Так что я принадлежу к тем, кого Горький называл «лирическими клоунами, выступающими со своими номерами терпимости и либерализма на арене капиталистического цирка»… Когда «лирические клоуны» выполняют этот номер на арене советского мелкомарксистского цирка, их помещают в психбольницу, ссылают в Сибирь или выгоняют из цирка. В политическом плане я стремлюсь к социализму «с человеческим лицом», тому, что аккумулировал все неудачи, но не перестал указывать единственное направление пути, которое, на мой взгляд, заслуживает того, чтобы по нему идти.

Ф. Б.А де Голль, где он во всем этом?

Р. Г. Де Голль был счастливой эксцентричной выходкой истории, которой Франция отлично сумела воспользоваться.

Ф. Б.Ты меня извини за то, что я не являюсь приверженцем этого культа, но это твое дело… А как получается, что, несмотря на твое стремление к социализму «с человеческим лицом», о котором ты только что поведал, ты всегда отказывался подписывать какие бы то ни было манифесты, петиции?..

Р. Г. Я не составляю петиций, не угрожаю, не марширую, потому что за моей спиной творчество, двадцать томов: оно протестует, участвует в манифестациях, подает петиции, взывает, кричит, показывает и вопит, и это — единственный стоящий вклад, который я могу внести. Мои книги существуют, они говорят, и лучше этого я ничего сделать не могу.

Ф. Б.Я знаю, что несколько дней назад ты вышвырнул за дверь несколько человек, которые пришли попросить тебя подписать протест против грубости полицейских…

Р. Г. Население, которое ежегодно оставляет на дорогах пятнадцать тысяч погибших, не вправе сетовать на грубые действия полицейских. Это тот же «мачизм», те же свиньи, не важно, в форме они или нет… И эти вот мерзавцы, перед тем как подняться ко мне, оставили свою тачку на тротуаре, перегородив вход… Типично. Я не стану затевать тут дискуссию и выяснять, что было сначала — яйцо или курица, но наших полицейских убедили. Им внушили. Когда ты начинаешь ненавидеть какую-то группу, то в конце концов она усваивает это и начинает делать все, чтобы заслужить ненависть, это известный исторический процесс. Об этом уже говорилось: Средневековье объясняло евреям, что они презренны, и в силу этого ему удалось создать евреев без чувства собственного достоинства…

Ф. Б.А коммунизм?

Р. Г. Тут все как надо, спасибо. Они поняли, что капитализм сейчас обеспечивает свое собственное исчезновение и делает это очень успешно. Поэтому они довольствуются тем, что извне подталкивают его в этом направлении при помощи профсоюзов, манипулируют капитализмом, и все идет в точности как они того хотят.

Ф. Б.Если бы они пришли к власти во Франции, что бы ты делал?

Р. Г. Это зависит от того, как бы они к ней пришли и с какой стороны были бы трупы.

Ф. Б.А как писатель?

Р. Г. Думаю, что если бы коммунисты пришли к власти во Франции, проблемы возникли бы главным образом у интеллектуалов-коммунистов… Ромен Гари? Да им было бы на него наплевать. Думаю даже, что они бы позволили мне писать и печататься, чтобы обласкать. Это будет не завтра… Но надо сказать, что буржуазия делает все, чтобы ускорить этот процесс… Послушай-ка вот это… Я занимался судьбой одного студента, негра. Он закончил учебу со всеми возможными дипломами. Я пытаюсь его пристроить, чтобы он мог заработать на кусок хлеба. Обращаюсь к людям, которых знаю, которые руководят очень крупной фирмой. Его берут на работу. Во время испытательного срока мне сообщают, что этот молодой негр — блестящий работник, его ждет прекрасное будущее, им очень довольны. А затем однажды вечером парень приходит ко мне, на нем лица нет. Его вышвырнули вон. Начальник отдела кадров вызвал его к себе и принял с самым высокомерным, ироничным видом, настоящий начальник. «Вот ваше досье, дорогой месье. В мае 68-го вы были на баррикадах… Вы активно работали в негритянских подрывных организациях… И как бы случайно вы живете на бульваре Сен-Мишель…