Ночь на кордоне - страница 10

Утром, озябший и голодный, искусанный комарами, вернулся домой и… сдался.

С ужасом вспоминаю тот день, когда я, в выстиранной рубахе и аккуратно заштопанных штанах, со связкой тетрадей под мышкой, пошёл в училище.

Директор, старичок в роговых очках, с редкими седыми волосами, принимал меня.

— Сколько классов кончил? — спросил он.

— Шесть.

— Пойдёшь в первый класс.

Прищурившись, задумался:

— Гм… Впрочем, иди во второй. Ты, я вижу, парень смышлёный. Догонишь.

С трепетом в груди, словно на казнь шёл, поднялся я по ступенькам на второй этаж и шагнул в класс. За партами сидело всего человек двенадцать мальчишек, разного возраста и разного роста. Половина парт пустовала. Ни одной знакомой физиономии.

Сел я на скамейку прямо, столбом, словно парта была горячая.

Вошёл учитель — дряхлый старичок в чёрном, засаленном с боков пиджаке, положил журнал на стол, глянул сердитыми глазами.

— Встать! Дежурный…

С задней парты поднялся лохматый мальчишка, торопливо вышел к доске и стал посредине, спиной к ученикам.

Минуту длилось молчание. Я не мог понять, что произойдёт далее.

— Начинай!

Мальчишка поднял голову, и тут я увидел на стене в углу маленькую иконку.

— Преблагий господи… — начал дежурный слова молитвы (я не поверил своим ушам), — ниспошли нам благодать духа твоего святаго, дарствующего нам смысл и укрепляющего…

— Не подсматривать! — крикнул старичок и ударил линейкой по столу.

Дежурный спрятал шпаргалку в карман.

— …и укрепляющего душевные силы наши. Дабы мы возросли тебе… возросли тебе…

— Нашему создателю…

— …нашему создателю на славу, родителям же нашим на утешение, церкви и отечеству на пользу.

Старичок сел прямо на стол, поставил ноги на табурет и, шепелявя и пришёптывая, заговорил о Древней истории, о Римской империи, о Юлии Цезаре.

Как во сне, сидел я за партой, не веря, что всё это происходит на самом деле.

Другие учителя были тоже такими же ветхими и древними старичками, преподававшими, наверно, ещё до революции. Но каково же было моё удивление, когда на урок географии в класс вошла Дарья Петровна, учившая меня в средней школе. Та самая Дарья Петровна, которую мы любили больше других, с которой ходили в кино, на экскурсии, собирались у неё дома, пили чай, болтали всякий вздор… И вдруг она здесь. Невероятно.

Холодным взглядом окинула она учеников, на миг остановилась на мне. Я потупился.

— Дисциплина — прежде всего, — сказала она чужим строгим голосом. — Малейшее нарушение — и будем исключать. Программа очень обширная, и нам некогда заниматься воспитанием.

После урока она закрыла журнал и крикнула:

— Всем встать! Дежурный, молитву…

Снова мальчишка выбежал к доске и среди воцарившейся тишины залепетал непонятные слова:

— Благодарим тебя, создатель, яко сподобил еси нас, благодати твоея же…

С тяжёлым сердцем, чувствуя себя глубоко несчастным, возвращался я домой из училища.

На улице Богдана Хмельницкого увидел своих друзей. На противоположной стороне они рылись в развалинах, выбирали уцелевшие кирпичи и складывали их в штабеля. Чего бы я только не дал, чтобы быть сейчас вместе с ними! Но сделанного не поправишь. Хоть бы свернуть куда. Некуда. Они увидели.

— Серёжка, подожди! — крикнул Мишка Шайдар, отряхивая с колена кирпичную пыль. — Что-то скажу…

Не торопясь, он пересек улицу, подошёл ко мне. Другие, посовещавшись, двинулись за ним. Я покорно ждал. В груди заколотилось, забухало… Чего они от меня хотят?

— Ну, как там в реальном? — спросил Мишка, останавливаясь и уперев руки в бока.

Я опустил взгляд и молчал. Краем глаза видел, как меня окружают.

Сзади кто-то сильно ударил меня по голове, картуз соскочил и покатился по пыльной дороге, Мишка догнал его схватил, отряхнул о колено.

— Ну, зачем вы его? Зачем грубости? — укоризненно сказал он, подмигивая мальчишкам.

Шайдар надел мне картуз, отступя на шаг, полюбовался, поправил немного набекрень, и сейчас же новый удар сшиб фуражку на землю. Кто-то ткнул кулаком под бок, и тетрадки, которые я держал под мышкой, рассыпались по земле. Я нагнулся собрать — тут меня опрокинули и с криком «Бей интеллигента!» стали колотить.