Ночь Патриарха - страница 41

Поэтому Патриарх посчитал ударом в спину выход в свет книги Авеля Енукидзе с воспоминаниями о Бакинском подполье, в которой никак не освещалась роль великого вождя в организации революционного движения в Закавказье. Авель имел наглость не только не упомянуть Патриарха, как одного из организаторов подпольной типографии «Нина», но даже написал, что тот не знал о её существовании. Это ставило под сомнение все создаваемые мифы о заслугах «великого вождя» в становлении первого в мире социалистического государства.

Несмотря на то, что он многим был обязан Авелю, а главным образом тем, что тот в свое время познакомил его с Аллилуевыми и это определило судьбу Кобы на всю последующую жизнь, Патриарх не мог простить выпуск этой брошюры лучшему другу. Енукидзе был объявлен главой заговора против вождя и расстрелян, как контрреволюционер, а с ним, учитывая личное обаяние Авеля, еще около восьмидесяти человек из его окружения.

Всю биографию пришлось переписывать самому. И в тюрьму в первый раз Патриарх попал не за разбой, а якобы за подпольную деятельность. Но, как говорят русские, «нет худа без добра». Если бы его тогда не посадили за разбой, неизвестно, что стало бы с ним дальше? Он не встретился бы в тюрьме с революционерами, преподавшими ему начальные уроки политграмоты, объяснившими ему законы классовой борьбы, и тогда вся жизнь Кобы могла сложиться иначе.

И тогда бы юный Коба не сделал бы главный вывод, что отбор денег у богатеев, это не ограбление, а экспроприация в пользу борцов за освобождение от эксплуатации обездоленных пролетариев.

Вместе со своим ещё уличным дружком Симоном, прозванным «Камо», армянским мальчишкой из довольно зажиточной семьи, но из-за своей национальности чувствующим себя таким же изгоем общества, как и Сосо, они искали самоутверждения. Друзья тогда провернули много рискованных дел. Не только скандальное ограбление Тифлисского банка, сопровождавшегося людскими жертвами и наделавшее грандиозного шума на весь Кавказ, но также другие славные дела подняли авторитет Кобы в глазах участников его банды на невиданную высоту. Он тогда впервые почувствовал сладкий вкус власти. А самым удобным было то, что члены большевистской организации со своей развитой подпольной сетью всякий раз помогали им «залечь на дно», спрятаться, переждать, пока ни затихнет шум.

Ленин в свое время называл его «нашим славным грузином». Еще бы! Можно быть славным за те миллионы золотых, которые он перекачал в партийную кассу. Особенно после революции 1905 года, когда Морозовы, Рябушинские, Мамонтовы и прочие благотворители ни увидели, какие грозные, беспощадные силы они подпитывали и, испугавшись этих сил, перестали перечислять деньги революционерам. Тогда только экспроприированные средства (правда, несколько позже выяснилось, что еще и немецкие деньги) обеспечивали большевикам издание партийных газет, проведение съездов и семинаров, проживание эмигрантов за границей.

А нигде не работавший Ленин позволял себе на партийные деньги жить комфортно — снимать дорогие квартиры в престижных районах, на лето из жаркого, душного Парижа перебираться в Швейцарию. Это было частью его философии: партийные вожди должны удобно жить и хорошо питаться, чтобы беречь себя для дела мировой революции. Об этом он наставительно писал своему другу Зиновьеву, отправленному на партийные деньги для лечения туберкулёза легких в Италию.

О хорошем питании высшего партийного аппарата вождь заботился даже в самую страшную зиму Деникинской блокады 1918–1919 года. Когда Москва вымирала от голода, когда съев всех кошек и собак, сожрали лошадей, а поэтому не на чем стало вывозить по ночам за город трупы умерших, Ленин сетовал, что чёрная икра и севрюга, подаваемые в кремлёвской столовой, на его взгляд, были недостаточно свежими.

И позже, когда в июне 1920 года Совнарком утвердил для своих служащих и ответственных работников ЦК очень приличный, а по тем временам просто роскошный, так называемый «совнаркомовский» паёк, в который входили мука, мясо, сахар и даже мыло, папиросы, спички, — наркомам и членам Политбюро по настоянию Ленина полагалось больше, чем другим. А в состав продуктов для него самого и Троцкого — двух «главных вождей революции» — дополнительно были включены красная и чёрная икра. Патриарху икра не полагалась. Хотя он был совсем равнодушен к икре, как вообще не любил всё рыбное, эту обиду он тоже запомнил навсегда…