Ночь Патриарха - страница 61

Мы остановились на несколько дней у папиной сестры — тёти Саны. Она жила на улице Правды в одноэтажном деревянном доме, в квартире состоящей из двух больших смежных комнат. К нам в гости приходила папина сестра-красавица тётя Яся (которая приезжала к нам в Харьков) со своим мужем Алексеем Сергеевичем, интеллигентом с бородкой, похожим на Чехова, и сыном Игорем, стройным, очень привлекательным молодым человеком.

Игорь учил меня играть на рояле одним пальцем «Барыню» и пел: «Николай, давай закурим…» Эту песню я, выросшая на Украине, никогда раньше не слышала.

Нам пришлось задержаться в Москве почти на целый месяц, потому что я заболела корью. Меня положили в задней комнате тётиной квартиры и занавесили окна. Почему-то считалось, что больные корью должны пребывать в темноте. Когда я стала выздоравливать, шторы раздёрнули, и комнату залил яркий поток совсем весеннего солнечного света.

Хотя был конец февраля, чувствовалось, что уже наступает весна. Почему-то на всю жизнь запомнилось, как обрадованные весеннему солнышку воробьи все время ссорились и выясняли отношения на обледенелом подоконнике.

Наконец я выздоровела, и мы двинулись дальше. В то время путь из Москвы в Хабаровск длился десять дней. Однажды ночью меня разбудила мама криком: «Смотри! Смотри! Мы проезжаем Байкал!» Я прижалась лицом к стеклу, вглядываясь во тьму. С трудом различалось какое-то засыпанное снегом, бескрайнее поле, которому не было видно конца. Оно подходило к самым колёсам. А в общем, ничего особенного^>10. В Хабаровск мы приехали затемно, обрадованный папа встречал нас на перроне вокзала. После десятидневной дороги первое время нас немного пошатывало.

Нам выделили для жилья на втором этаже недавно построенного четырёхэтажного дома две просторных комнаты в трехкомнатной квартире. Дом располагался на Комсомольской улице — это почти в центре. В доме были водопровод и канализация. Ванны и горячей воды в квартирах не было, но в подвале каждого подъезда имелась душевая.

Неподалеку от нашего дома располагался огромный парк и протекал широченный Амур. Мы с папой и мамой туда часто ходили гулять.

Меня определили в детский сад, оба родителя работали, и готовить маме было некогда. Поэтому мы после рабочего дня ходили обедать в столовую. Для нас это было нормальным, поскольку мы до этого жили на Украине, где принято было обедать в 6–7 часов вечера. Дома перед сном мы только пили чай с бутербродами.

В 6 лет я совершила первый в моей жизни акт воровства. Я была общительной раскованной девочкой и часто ходила в гости к нашим соседям по дому. Особенно хорошо меня принимала супружеская бездетная пара, жившая этажом выше. Однажды я нашла у них за диваном маленький серый мячик, я не знаю, кому он принадлежал, поскольку пара жила без детей. Хотя у меня дома было несколько мячей разного цвета и размера, этот невзрачный мячик мне ужасно понравился — он так хорошо ложился в руку. И, несмотря на муки совести, желание обладать этим чудным мячиком победило: я утаила от хозяев, что нашла у них в доме чей-то чужой мяч.

Примерно в это же время я пережила тяжёлое испытание коллективной обструкции. На прогулке во дворе Детского сада я, уже не помню почему, мы поспорили с одной девочкой. Сначала она толкнула меня, а потом я толкнула её. Но не рассчитала, и девочка упала на землю с трёх ступенек деревянного навеса для игр. Она, видно, действительно ушиблась, но ещё и сильно испугалась. Девочка закричала на весь двор, и тогда больше всего испугалась я. Сбежали дети, подошла воспитательница, которая стала выяснять, как это произошло. Я утверждала, что не толкала эту девочку — она упала сама, а я наоборот пыталась ей удержать. Но нашлись свидетели, которые видели, что именно я толкнула девочку, но никто не видел, как она первая толкнула меня.

Воспитательница сказала, чтобы дети со мной не дружили и даже не разговаривали. Это оказалось для меня тяжёлым психологическим испытанием. Я плохо спала по ночам, вскрикивала во сне, часто просыпалась. Но постепенно обстановка разрядилась, и дети через 2–3 дня стали опять нормально общаться со мной.