Ночь умирает с рассветом - страница 23

Лукерья вышла из поповских ворот, утерла рукавом слезы и решительно направилась на другой конец деревни, к пятистенному, за глухим забором, большому дому Луки.

Лука, когда Луша побрякала кольцом у тяжелой калитки, унял во дворе собак, приоткрыл кованый засов, но оставил калитку на толстой цепочке, просунул в щель длинную голову с запавшими глазами, оглядел Лукерью, скрипучим бабьим голосом спросил:

— Чего тебе?

Замирая от стыда и от страха, Луша рассказала о своей беде. Лука отворил калитку, впустил девушку во двор, долго раздумывал о чем-то, чесал под шапкой сивые редкие волосы.

Двор у Луки большой, прибранный. У плотного забора высокой, опрятной поленницей сложены дрова — наколотые, видать, сухие.

Большой амбар в глубине двора, широкие двери раскрыты. Из амбара вдруг вылезла на четвереньках патлатая девчонка лет десяти, в тряпье. Голову держала к земле, будто искала что-то потерянное. Подняла щепку, понюхала, отшвырнула, еще ниже свесила нечесаную голову. Луша, как увидела ее, чуть не закричала с испугу, зажала ладонью рот, но тут же сообразила, что это и есть дочка Луки. У него еще парень должен быть лет пятнадцати, сынок. Вон он, на телеге сидит, свесив голые, вялые ноги, смотрит куда-то мимо отца бесцветными, пустыми глазами. Большие, отвислые губы улыбаются. В деревне говорили, он даже имени своего не знает. Вообще-то ничего, тихий, только от него надо прятать спички: все поджигает, может спалить родной дом. Вот какие дети у Луки, бог на него прогневался. Во всей его родове было что-то неладное — одни говорили, будто к ним какая- то поганая болезнь приблудилась, другие — что кровь неспособная. Брат Луки был без соображения, помер пустой смертью: нажрался теста, которое стояло на хлебы, оно его и замаяло. Сестра, говорят, была немая от рождения.

Лука хотел иметь сына — наследника. Да и дочка подрастет, тоже работница в доме. Жена родила эдакого сына, тятьке на го́ре...

Когда появилась дочка, Лука исподлобья поглядывал, как она растет. Но и дочка оказалась дура-дурой. Лука озверел, накинулся на жену — топтал сапожищами, в дикости хлестал березовым стягом. Когда жена спряталась от него, опрокинул на нее телегу.

Он винит жену, говорит, не на добрую землю семя пало. Совсем доканал, иссохла вся, сколько лет не слезает с печи. Заметив, что Луша испуганно глядит на девчонку, Лука сердито крикнул:

— А ты что? Я тебе не отец родной, чтоб жалеть.

Робея и сбиваясь, Луша сказала, что отдает корову за поросенка.

— «Корову», — передразнил Лука. — Пропастина у тебя, а не корова. Она меня с потрохами сожрет. И сама околеет. Знаю я вас... — Он злобно взглянул на Лушу. — Все заритесь на мое, оно у вас поперек глотки встало.

— Да я... — заикнулась было Луша.

— Все вы на один лад! — взвизгнул Лука. — Все погибели мне хотите! А чуть что — ко мне: «Выручай, пропадаем». А мне что? Передохните все, пальцем не пошевелю.

Луша испуганно взялась за щеколду, но Лука схватил ее за руку.

— Куда? Или правда глаза режет? — уже спокойно закончил: — Дам боровка. Мешок отрубей дам, пользуйся. Поросята, они дюжие расти. Мяса и сала нагуляет... А там и войне конец, батька с войны явится. За ним мое не пропадет, знаю. Бери боровка. А корову пригони в потемках, к ночи...

— Не ходит она, дядя Лука, не поднимается...

— А, черт, — выругался Лука, — пропал мой боровок.

В те годы жизнь не баловала ни старых, ни малых. Нищета, голод, разорение. Смерть... Беда не коснулась только пятистенного дома Луки, лавочника Нефеда, богатея Андрея Сидорова да попа Амвросия.

Зимой к Лукерье снова завернул дед Елизар, отогрелся у печки, сказал, будто кто-то прогнал царя и наступила, дескать, новая, народная власть. Луша пропустила это мимо ушей: царь далеко, прогнали так прогнали, нам все равно. А потом, может, старик и сболтнул, что с него возьмешь...

Дома было полно забот по хозяйству, даже к соседям сходить недосуг. Лукерья не знала, что в деревне началось брожение: беднота шумела о замирении с Германией, о переделе земли; богатенькие жались вокруг Луки, кричали, что никаких Советов не будет, есаул Семенов спасет, мол, Россию от красной чумы... Петька попробовал рассказывать сестре про революцию, она отмахнулась: скоро сеять, на огороде работы будет невпроворот, а он с пустяками.