Ночь умирает с рассветом - страница 5
Время тянулось медленно — не поймешь, вечер еще или глухая ночь... Он опять принес дров, подкладывал в огонь по полену. Только выкинул из ствола патрон, как кто-то с силой рванул дверь. Коротких вздрогнул. В землянку, пригибаясь, чтобы не удариться о низкую притолоку, тяжело шагнул Спиридон, втащил за собой облако белого, холодного пара. Скинул полушубок, бросил на свой топчан, поставил к нему винтовку. Вынул из кармана обломок женской гребенки, расчесал бороду, взглянул на Василия, хрипло проговорил:
— Эка стерва, даже чаю не вскипятил.
Василий схватил со стола закопченный солдатский котелок, затоптался, морщась от боли в обмороженной ноге, торопливо забормотал:
— Сейчас, Спиря. Это я живой рукой.
Спиридон вышел наружу, принес тушу гурана, свалил с плеча в угол, на стол швырнул темную мороженую печенку — она звякнула, как железная.
— Свари!
Когда печенка закипела в чугуне, Василий втянул в себя хрящеватым носом ее запах и почувствовал ноющий собачий голод.
Чаевать сели не к столу, а каждый на свой топчан. Ели с жадностью. Обжигаясь, Спиридон большими глотками прихлебывал из кружки чай из прошлогодних листьев брусники — запивал сухую печенку. Ели молча. Наконец, Василий пересилил себя, заискивающе сказал:
— Пурга-то какая...
Спиридон не поднял головы.
Василий вздохнул:
— Вся душа изныла, Спиря. Думал, беда какая с тобой стряслась. Всех угодников помянул.
Спиридон открыл рот, чтобы расхохотаться над Васькиным враньем, да так и замер: под окном послышался громкий лай собаки, тут же открылась дверь, и в землянку вошел незнакомый человек с берданкой, в нагольном полушубке, с тощим мешком за плечами. Спиридон неторопливо встал со своего места, вразвалку подошел к нежданному гостю. Тот ничего не успел сообразить, как Спиридон вырвал у него из рук берданку, сурово спросил:
— Еще какое оружие при тебе?
Василий передернул затвор у своей винтовки.
— Да, вы что, мужики, рехнулись? — опомнившись, спросил вошедший. — К вам по добру, а вы...
— Выкладывай вооружение, ангельская душа, — ласково проговорил Василий, поглаживая свою винтовку и рассматривая гостя. Тот был молод, лет двадцати с небольшим.
— Ничего нету кроме берданы. — Он нагнулся, вытащил из валенка охотничий нож, бросил к ногам Спиридона. — Нате вот, дьяволы. Да дайте обогреться. Совсем заколел. Пурга же...
Спиридон поднял нож, положил вместе с берданкой на свой топчан, мигнул Василию. Тот не понял, вопросительно взглянул на свояка.
— Чего уставился? — рассердился Спиридон. — Налей парню чая. Вишь, замерз, — и, уже обращаясь к вошедшему, спросил: — Жрать хочешь?
Парень оказался не робкого десятка или впрямь натерпелся в тайге, что теперь одурел от тепла, от горячего чая, сытной еды. Спиридон непонятно ухмылялся, сам подливал ему чай в кружку из котелка, который опять бурлил на железной печке.
Насытившись, парень рукой обтер губы, поглядел на Спиридона и Василия, простовато спросил:
— А вы кто такие будете?
Спиридон все с той же ухмылкой ответил:
— Эва, какой прыткий. Не мы к тебе в гости пожаловали, не нам первым и сказывать. Сам-то откуда будешь?
— Я не таюсь. Зверовщик, Генка Васин. Соболятник. Может слыхали — мы, Васины, все соболятники.
— Как сказал фамилия у тебя? — переспросил Спиридон.
— Васин.
Василий перекрестился.
— Ты чего, дядька? — удивился Генка.
— Так... Вспомнилось одно дело... — Василий вздохнул. — Под Кяхтой партизанский отряд Васина постреливал.
— Так это ж моего батьки отряд! — радостно воскликнул Генка. — Мы все в одном отряде были. Вы знаете батьку, да? Он дома сейчас, мы в Красную Армию переходим, весь отряд. Домой на побывку пришли.
— Не знаем мы твоего батьку, — ответил Спиридон. — Не встречались. Не довелось.
Генка хотел что-то сказать, но вдруг забеспокоился, стал поглядывать на дверь.
— Ты чего? — насупился Спиридон.
— Собака у меня голодная. Слышишь, царапается?
И верно, в дверь царапалась собака, жалобно взвизгивала.
Спиридон прошел в угол, выдрал у лежавшей там туши гурана внутренности, бросил к порогу.
— Накорми собаку.
Пока Генка разговаривал за дверью с собакой, Спиридон коротко бросил Василию: