Ночь заканчивается рассветом ( Бонус к первой книге "Дочь княжеская" ) - страница 16
Эрм сидел на камне у кромки чёрного озера. Длинные бороды каменного мха слабо светились фиолетовым и синим, из-за чего всё вокруг выглядело мертвенно-бледным. Но главное крылось не в том, что можно было увидеть глазом, главное, как всегда, представлял собой магический фон. Волны живой Тьмы размеренно дышали в такт неведомому сердцу, спрятанному где-то совсем уже в глубине, под толщей воды. В такой среде практически нереально было выцепить и определить ментальный след кого бы то ни было. Идеально для тайного убежища партизанского отряда!
Но в пещерах комфортно было только амфибиям. Они могли жить в воде, более того, вода им была жизненно необходима. Сухопутным же людям, береговым или сухарям, как здесь говорили, в зависимости от контекста, так вот, береговым здесь было не очень счастливо. Повышенная влажность, низкие потолки, мало пространства…
Эрм постоянно возвращался в мыслях к той девочке, для которой едва не стал обедом. Думал о ней не всегда, только урывками, когда находилось время: те несколько минут перед коротким свирепым сном, побратимом зверской усталости. Девочка с аурой твари и ясными живыми глазами незримо присутствовала рядом, словно оберегая его, непутёвого, от сорока бед и несчастий, поджидавших полевой жизни загоняемого зверя…
И ещё Эрм думал о Поющем Острове, где обосновался наместник Хедарм. С ними — островом и наместником, — надо было что-то делать, но что конкретно, Эрм пока не знал…
Из воды выбрался командир, Пальш Црнай. Подошёл, сел рядом. Сказал:
—Не знаешь, кто-нибудь ещё из госпиталя выбрался?
— Нет, — Эрм качнул головой. — Не знаю.
— Жаль…
Помолчали. Эрм сказал:
— Опора Поющего Острова пока ещё слаба. Слабее остальных. И замену Рахсиму найдут не скоро.
— Предлагаешь атаковать? — серьёзно спросил Црнай.
— Да, — решительно отозвался Эрм. — Пока у них нет старшего мага, пока Опора не вышла на полный функционал.
— Идея хорошая, — согласился Црнай. — Но как ты это себе представляешь? Горстка моих бойцов против укреплённого форпоста ваших… Это же примерно как ты тогда на дороге рассуждал, в одиночку с ножом против сильного мага и трёх десятков солдат. Безнадёжное дело! Надеюсь, ты не возненавидишь меня так, как Сихар?
— Издеваешься? — ровно спросил Эрм.
— Есть немного, — отозвался Црнай. — Ты на Сихар зла не держи. Маленькая она ещё. Глупая.
Эрм пожал плечами. Не поспоришь, всё так и есть.
— Там, на дороге и в тех условиях, ты принял единственно верное решение. Я поступил бы так же. Я расскажу ей. Объясню…
— Не надо, — сказал Эрм.
— Почему? — удивился Црнай. — Неужели тебе настолько всё равно, что о тебе думают?
Эрм молчал, подыскивая слова. Как объяснить привычными словами непривычные чувства?
— Она — врач, — сказал он наконец. — Целитель. Очень хороший. Целитель в полевых условиях… сам понимаешь.
Пальш огладил ладонью бритый затылок, сказал:
— Оно-то так. Но тебе к чему ее ненависть? Объясни!
— Насколько я понял, — медленно выговорил Эрм, — силы на магию без артефакта Опоры берутся из любви и ненависти. Любить ей пока особо некого, а вот ненавидеть…
На воде шлёпнула хвостом большая рыба, пошло эхо, гулко отражаясь от стен. Мхи зарябили световыми волнами, реагируя на волну акустическую…
— Страшный ты человек, парень, — сообщил Црнай. — Себя не щадишь; могу представить, каков ты с врагами.
— Я не человек, — с кривой усмешкой ответил Эрм. — Я — Сын Истинного Народа.
— Понял, — отозвался Црнай. — А драться-то ты умеешь, Сын?
Эрм поднял на него глаза. Ответил:
— Умею.
Впрочем, быстро выяснилось, что он, проведший в непрерывных боях почти три круга, драться как раз и не умеет. Мастерство Црная, помноженное на поучительные, но отменно ехидные комментарии вновь зажгло в груди уже знакомый яростный уголёк. Эрм подставился под страшный удар, обрушивший его в воду, и уже в воде его накрыло. Весь расчёт был на то, что вода, пропитанная древней магией, если не погасит выброс, то хотя бы его уменьшит…
Он очнулся на мокрых камнях. Какой-то из тех камней упёрся острым краем в поясницу, другой неласково держал на себе затылок. Эрм шевельнулся, едва сдержав стон: каждое движение казнило болью. Црнай обругал его идиотом.