Ночная поездка - страница 4

Если не считать, что мне все еще снится та маленькая девочка, словно это случилось только вчера…

— Думаешь, я вам подойду, Дик? — спросил парнишка.

Я посмотрел на него и вспомнил, что сказал Парнелли, и вспомнил Макса, его голос, тихий, всегда тихий, и это было уж слишком для меня.

— Свободно, — сказал я и отвалил в свой номер на втором этаже.

Я не слишком легко раздражаюсь, никогда такого со мной не было, но внутри у меня засела препоганая штука и не желала уходить. И у нее было имя: предчувствие.

— …скажи ему, чтобы он отваливал, Дик. Ради Христа, скажи ему это…

На следующий вечер парнишка уже выступал в одном из запасных костюмов Ролло. Он выглядел очень хипово, но и очень погано, и было видно, что он не нашел времени выспаться.

Макс коротко представил его толпе и он сел за ящик.

Пошли очень напряженные штуки. Одна. Другая.

Мы исполнили «Ночную поездку», наш коронный номер, и парнишка делал все, что предполагалось делать. Тон весьма тонкий, но ничего импозантного, что было хорошо. Потом мы сделали перерыв, а он получил кивок от Макса и начал какую-то небольшую печальную танцевальную тему из «Джада». Эту мелодию нелегко сделать печальной. Ему удалось.

И толпе это понравилось.

Он исполнил в миноре «Леди, будьте добры», а потом набросал целую тьму искр на «Поезд А», и в Пикок-Рум начался праздник. Я имею в виду, что мы всегда в состоянии заставить их слушать, они всегда топочут ногами от удовольствия, но это их по-настоящему достало.

Дейви Грин был не просто хорош. Он был велик. Он выбил целый ад из брубековской «Сентиментальной леди» — достаточно близко держась управления Макса, чтобы мы смогли вступить, но играл соло целых пять минут — и это было по-настоящему задумчиво, реально. Потом он бросил всякую глубокомысленную крутоту, развернулся — и прямо из мертвых воскрес Джерри Ролл, исполнив «Вольверин» так, как никто еще не исполнял.

И все слуховые аппарата в зале включились на «громко», когда он начал соло, отмеченное знаком «личное». Божественно печальная вещь, блюзовая, и вы понимали — я понимал — о чем он думает. Они с женой в постели жарким утром, когда солнце хлынуло в окна, потом какой-то полусон-полуявь, воздух ярок и все вокруг новое. Пылающий лед. Теплый блюз.

Макс слушал, полотно закрыв глаза. Он этим говорил: не трогайте эту вещь, не шевелитесь. Вы можете это разрушить. Оставьте парнишку одного.

Дейви вдруг остановился. Пауза в десять ударов сердца. И мы подумали, что все кончилось, но это не кончилось. Просто он вспомнил еще что-то, и я сразу понял, что это только начало.

Он начал мелодию как-то безжизненно, без чувства: просто ноты «Если б ты была единственной на земле» — потом кулаком провел по клавиатуре и пошел импровизировать. Озорно, блестяще. И все жирные коты в зале просто глотали свои галстуки.

Но я понял его послание. Оно вонзилось в меня тонкими иглами:

О какой девушке ты говоришь? думал я. Но времени додуматься не было, потому что он закончил. «Пикок-Рум» просто взорвался, а Дейви Грин просто сидел и смотрел на свои руки.

— И раз, и два, — тихо начал Макс.

Мы все начали «Сент-Луис блюз», каждый бросил в него что-то свое, я дул в свой горн, и настало время перерыва.

Макс надел свои очки-блинкеры и подошел к парнишке. Я едва слышал его.

— Очень чисто, мистер Грин.

Правда, парнишка не слушал, потому что все еще был где-то там. Макс еще что-то пошептал и сошел с площадки. От гордости он был ростом в футов десять.

— Мы получили его, Дик, — сказал он. Верхушка лба у него светилась. — Теперь он наш.

Я выбил воду из своей трубы и попробовал улыбнуться. Получилось плохо.

Макс положил руку мне на плечо.

— Дик, — сказал он, — ты дул санитарное соло, но я все-таки тревожусь. Ты снова думал о несчастном случае, верно?

— Нет.

— Я совсем не виню тебя. Но теперь наша группа полна, усекаешь, и мы идем высоко. Поэтому, забудь о проклятом происшествии, или выговорись со мной после шоу. Я доступней. — Он улыбнулся. — Ты ведь это знаешь, не так ли, Дик?