Ночные окна - страница 30

– А он-то тут при чем? – насторожился Владимир. Алексей молча плеснул водку в рюмку, но пить не стал.

– Александр Анатольевич, пересядьте, пожалуйста, в это кресло, спиной к камину, – предложил мне Левонидзе. – Вы будете изображать у нас генерала.

– Извольте, – согласно кивнул я и выполнил его просьбу.

– Что еще за новые фокусы? – недовольно пробурчал Владимир.

– Сейчас узнаете. А вы, господин полковник, садитесь сюда, к окну.

Алексей с рюмкой переместился на указанную позицию.

– И что дальше? – спросил он.

– Восстановим ситуацию августовского вечера 1991 года, – продолжил Левонидзе. Он заглянул в папку и полистал какие-то бумаги. – В тот день ваш старший брат находился в квартире один. Он был действительно очень подавлен после неудавшегося путча. Следствием установлено, что Николай Топорков был связан с маршалом Ахромеевым. То есть был непосредственно причастен к заговору военных. Впереди неминуемая отставка, возможно, арест. Тюрьма, позор и все такое прочее. Но главное, конечно, крушение всех идеалов.

– Да-да, – подтвердил Владимир, – мы об этом уже говорили.

– Но вы не сказали о том, что никакой предсмертной записки найдено не было. – Левонидзе снова заглянул в папку. – Кроме листка бумаги с непонятной фразой: «Эники-беники ели вареники, все слопали, мне ничего не оставили, а энику я шею-то сверну!» Согласитесь, что для человека, готовящегося совершить самоубийство, звучит сие довольно странно и глупо, если только это не клиент Александра Анатольевича?

– Николай не был сумасшедшим, – произнес Алексей и залпом выпил.

– Нет, нисколько, он был необычайно трезвым и волевым человеком, – сказал и Владимир. – А то, что написал, к делу не относится. Просто любил черкать по бумаге, когда пребывал в задумчивости.

– Хорошо. Сочтем это неосознанным движением пера. Вопрос о другом. Застрелился он или нет?

– Застрелился – следствие пришло именно к этому ВЫВОДУ, – напомнил Владимир.

– Следствие приходит туда, куда его приводят, поверьте мне как профессионалу, – возразил Левонидзе. – Ответьте мне тогда на следующий вопрос: кто первым обнаружил труп?

– Да вы же наверняка знаете, – сказал Владимир, – я.

– А где был в это время Алексей?

– Тоже в Москве, – отозвался полковник. – Мы все собрались здесь по приглашению Николая. Но в путче я участия не принимал.

– Знаю, – произнес Левонидзе. – Николай почему-то оберегал вас от втягивания в политику. Очевидно, как младшего брата, считая вас таким до самого последнего момента. Это свойственно старшим, для них младшие до седых волос – дети. Наверное, он и любил вас больше среднего.

– Чепуха! – фыркнул Владимир. – Кто может определить степень любви? Вы, что ли?

– Я всего лишь следователь на пенсии, – скромно уточнил Левонидзе. – Я не претендую на роль ловца душ, как наш Александр Анатольевич. Мне привычнее оперировать голыми фактами. Итак, вы вошли в квартиру и обнаружили мертвое тело с огнестрельной раной в голове?

– Ну да, – кивнул подполковник. – И сразу вызвал милицию. Врач уже не требовался.

– Откуда вы возвращались?

– От Белого дома. Там уже все закончилось. Я шел к Николаю, чтобы сообщить об этом. Да он и сам знал, насколько я сейчас понимаю.

– Но он не знал о том, что вы были… на стороне Руцкого. Вернее, узнал об этом лишь утром.

– Чушь! – выкрикнул Владимир. – С чего вы взяли?

– Пришлось поговорить кое с кем из защитников Белого Дома. Там было много и моих знакомых из военной среды. Да что вы так побледнели? Ничего плохого в том нет. Каждый имеет право на свою позицию. Дело в другом. Августовский путч разделил двух братьев, как во время Гражданской войны. Но еще хуже то, что вы скрыли это от Николая. А он, очевидно, рассчитывал на вас, хотя бы на вашу моральную поддержку.

Владимир молчал, ему нечего было ответить.

– Вон оно что!.. – промолвил Алексей. – Но не может же быть, что Коля застрелился именно из-за этого?

– Нет, конечно, – кивнул мой помощник. – Он не застрелился, его убили. – И без всякого логического перехода добавил: – А как он вас называл в детстве, какими прозвищами?

Оба брата непонимающе уставились на Левонидзе.