Ночные окна - страница 6

Когда-нибудь я напишу книгу о своем методе шоковой психотерапии. Я уже начал ее писать, а «живого» материала – хоть отбавляй. Кто же их будет лечить, эти 85 процентов, если не я? Прежде я работал врачом в государственном психоневрологическом диспансере, но это все не то. Мне нужна была моя собственная клиника, которая была бы подчинена моим исследованиям в этой области. И она появилась. Конечно, я создал собственную теорию психоанализа не на пустом месте. В основу были заложены фундаментальные разработки швейцарского врача-психиатра Морено и, отчасти, разумеется, Фрейда. Поскольку, что ни говори, а нижняя часть тела во многом определяет верхнюю. Святые люди к врачам-психиатрам не обращаются, мы лечим грешных. А я даже не столько лечу, сколько, как фотограф, проявляю негатив через провоцирующий конфликт. Невротик видит мир не в обычном, а в инфракрасном излучении, я же попросту в нужный момент включаю яркую лампу. Он от нее не слепнет, а прозревает. Хотя, честно признаюсь, случиться может всякое. Человеческий мозг – продукт до того сложный, что и космос в сравнении с ним иной раз кажется мал… Часто применяю особые приемы игры, которым Морено дал специфический термин «психодрама». Каждый человек во время этого действия выполняет какие-либо ролевые функции. Но об этом как-нибудь в другой раз. Сейчас меня ждали дела в левом кабинете, где потрескивали дрова в настоящем камине.

Прежде чем войти туда, я всего на несколько минут заглянул в свою главную «психоаналитическую лабораторию» и чуть отодвинул шторку с третьего фальшивого окна. То, что я увидел сквозь стекло, не улучшило моего настроения, но у меня профессионально крепкие нервы, а разум практически не подвержен эмоциям. Кстати, так же хорошо я переношу и физическую боль. Почему? Всего лишь результат контроля мозга над чувствами. Долгие годы тренировок и некоторые личные жизненные обстоятельства. Заперев дверь, я перешел к очередным «гостям». Так я называл их всех, со дня открытия Загородного Дома.

– А мы, батенька, уже уходить собрались! Пора, пора, засиделись, – такими словами встретил мой приход велеречивый «барин». Он тут, по-моему, веселил всю компанию. Женщина изящно курила тонкую сигарету в длинном мундштуке; второй мужчина, похожий на Грибоедова, вытирал платком слезы, выступившие от какой-то прозвучавшей до моего появления остроты Коленьки. Жан тоже смеялся.

– Вы знаете, мы тут чудесно провели время, – продолжил весельчак. – У вас тишина, покой. Мы заедем еще как-нибудь.

– Да-да, непременно, – кивнула аристократка.

– Хоть на следующей неделе! – заключил «Грибоедов». Фамилия его была, впрочем, вовсе не поэтическая – Маркушкин.

– А мы и рады будем, – сказал я. – А вы уверены, что вам больше ничего не нужно?

– Да чего же более, помилуйте! – отозвался Николай Яковлевич. – Вы ведь из моего прошлого, наверное, уже поняли, к чему я речь вел о русских писателях? Мы тоже втроем живем. И сосуществуем прекрасно. Нет, не в вульгарном смысле, поймите правильно, а в высшем, духовном. Лет этак почти двадцать назад я увел Нину у Александра Сергеевича прямо из-под венца, отчего он едва не вскрыл себе вены. Так, Саша?

– О да! – подтвердил Маркушкин. – Только вены я через шесть лет вскрыл, когда ты снова перешел мне дорогу. А тогда я собирался с Крымского моста прыгнуть.

– Разве? Ну, не важно. А спустя три года Александр Сергеевич мне отомстил. Нина сбежала с ним в Ялту, я развелся, а они поженились. Между прочим, я даже был свидетелем на свадьбе.

– Чистая правда, – улыбнулась Нина.

– Какие высокие отношения, – заметил я, а сам подумал: история его детства экстраполировалась на зрелые годы – тогда он не мог поделить с братом свою сестру, теперь, напротив, охотно делит любимую женщину с другом. Латентная шизофрения, по крайней мере у двух фигурантов из этой тройки.

– Дальше – больше, – продолжил Николай Яковлевич. – Проходит год. И Нина возвращается ко мне. Снова развод, и опять свадьба. Но на сей раз гораздо скромнее, а то мы бы непременно разорились с этими перманентными бракосочетаниями. В конце концов мы просто запутались: кому же должна принадлежать Нина? И заметьте, за всю жизнь мы в общем-то ни разу не поссорились. Что же поделаешь, если она любит нас обоих?