Ночные разговоры с ангелом - страница 4

стр.

– Не вылезу. Я тебя боюсь.

Незнакомец снова расхохотался.

– А ты не такая уж зануда, как мне всегда казалось – умеешь врать, правда, не очень убедительно. Не боишься ты меня ни капли. Нельзя же бояться человека, который напоминает тебе твою самую любимую игрушку, без которой ты не могла уснуть, и рассказывала по секрету все свои маленькие детские тайны. Ладно, я добрый, давай разговаривать под столом, раз тебе так удобнее. А то вылезла бы, выпила зеленого чаю, может, голова бы меньше болела. Поздравляю с первым похмельем, кстати. Не бог весть какое событие, конечно. Прямо скажем, сомнительной ценности событие, но все, что происходит в первый раз, имеет определенную ценность. – Он с блаженным выражением на смешной физиономии посмотрел куда-то в дубовые своды стола, видимо, вспоминая что-то приятное, потом резко перевел взгляд на Фиму. – Ой, извини, увлекся, – оборвал он сам себя, – люблю, знаешь ли, пофилософствовать, только желающих послушать почему-то нет. Ой, а вот теперь точно вижу испуг в твоих глазенках. Ммм, а как хороши глазенки! Как им идет испуг, этот священный трепет! Был бы мужчиной, точно бы влюбился.

– Ты кто? – дрожащим голосом спросила Фима. – Откуда ты так много обо мне знаешь?

– Я знаю о тебе не просто много. Я знаю о тебе все. – Сказал незнакомец торжественно и придал своему лицу значительное выражение. Это выражение так нелепо выглядело на его забавной физиономии, что Фима не удержалась и невоспитанно хихикнула.

– Ну вот. Сразу смеяться, – огорчился незнакомец, – ну люблю прихвастнуть, могут же и у ангелов быть свои слабости? Ах да, я не представился: я – ангел. Твой ангел-хранитель. Имя у меня сложное. Я сам не вспоминаю его с первой попытки, да и нельзя нам, ангелам, открывать смертным свои истинные имена. Не спрашивай меня почему, я и сам толком не знаю. Все эти дурацкие правила писались столько тысячелетий назад, что уже никто толком и не помнит причинно-следственных связей. Но все знают, что называть свои истинные имена категорически нельзя. По сему зови меня просто Васей. Да, вот так: я – твой ангел-хранитель Вася. Уффф, – облегченно вздохнул ангел Вася и утер невидимый пот с чистого ясного лба, – ну вот, представился. Ой, каламбур какой получился! – обрадовался он собственной шутке. – Терпеть не могу все эти светские церемонии. Они так утомляют.

Фима вылезла из-под стола. Вася тоже вылез. Фима нажала на кнопку электрического чайника, тот загудел, как всегда, недовольно.

– Я определенно жива, – размышляла она, – видимо вчера до таблеток дело так и не дошло, горькие пьяницы засыпают под забором, а рухнула под стол. Так, я жива, я в своей квартире, на своей кухне, а кто этот клоун?

– И позвольте вам заметить, барышня, – обиженно отозвался на ее мысли Вася, – что никакой я не клоун.

Фима вся сжалась:

– Ни о чем не думать, ни о чем не думать, – мысленно приказывала себе она, – этот псих умеет читать мыли. Боже, во что я вляпалась? Лучше бы я умерла. Ни о чем не думать, ни о чем не думать… черт, почему не получается ни о чем не думать? Черт, черт, черт…

– В моем присутствии прошу не выражаться! – назидательно произнес Вася. – Пред ней ангел стоит во всей своей непорочной красе, а она этих негодяев из вражеского стана поминает. Нехорошо, барышня, нехорошо. Ая-яй. Как ты могла? – Вася даже пальцем погрозил в праведном возмущении.

– Ангелов не бывает! – выкрикнула отчаянно Фима.

– Приехали, – удивился Вася, – а я тогда кто?

– А ты – псих, который неизвестно зачем залез ко мне в дом. Может, ты обыкновенный грабитель? Да, обыкновенный грабитель. Может, ты меня ограбил? Я вот сейчас посмотрю, все ли на месте! – Фима кинулась в гостиную. Четыре розовых бумажки достоинством в пятьсот евро все также лежали поверх прощальной записки, адресованной Леночке. Фима бросилась к шкафу, порылась в одном из ящиков – драгоценности тоже были на месте. – Не грабитель, – рассеянно резюмировала она.

– Насильник, – подсказал Вася и порочно улыбнулся, он тоже уже был в гостиной, валялся на диване и с усмешкой наблюдал за Фимиными манипуляциями. – Воспользовался твоей беспомощностью, пока ты пьяная валялась под столом.