Ночные трамваи - страница 15
Он и старался не помнить. При нем иногда велись в машине разговоры с разными людьми, эти разговоры конечно же носили тайный смысл, хотя в них назывались вещи будничные, шла мера на гектары, центнеры, кубометры, а смысл сводился к одному: как сделать так, чтобы никто не пострадал, чтобы т а м были довольны делами, происходящими в каждом районном закутке, и чтобы люди живущие в этих закутках, не были ни в чем обижены. Конечно же сделать это прямыми ходами порой было невозможно, и это все понимали, но чтобы это хотя бы к а з а л о с ь возможным, и нужны были тайные планы, особые расчеты, иногда очень сложные, требующие серьезного напряжения ума и знания многих глубинных течений, в которые не каждый способен проникнуть. Слушая эти разговоры, Сергей Кляпин понимал, какие сложные и нелегкие дела у его «босса», и часто восхищался, как Трубицын быстро и тонко находит решения и указывает на них тому, о ком печется, но при этом всегда сумеет сделать так, что вроде бы ничего не советовал — ведь разговор с глазу на глаз, более того, неизменно предупредит: я этого, дорогой товарищ такой-то, вообще не знаю, и тот соглашается: ну конечно же, Владлен Федорович, только я сам никогда не забуду, что вы нас выручили. А потом Кляпин узнавал, что в каком-нибудь Прудкино сбивали колонну машин, выезжали за триста, а то и дальше километров, скупали, пока местные власти не опомнились, у жителей бычков, поросят или какую-нибудь другую живность, а то и меняли на зерно и везли купленную или обмененную скотину прямым ходом на мясокомбинат, — и с планом все было хорошо.
Ну, много всего было. Конечно, это все трудные, но неизбежные дела — такое Кляпин явственно чувствовал, и слышал иногда кое от кого, что Владлен Федорович не просто великий мастер своих дел, но творить их умеет, никого в них не впутывая, ни одного из районных начальников, и это было очень важно, потому что взятое им на себя при нем же и оставалось, ни в какие стороны не шло.
Во всех этих скитаниях была своя приятная сторона дела.
Конечно, поначалу Кляпин был дурак дураком, и когда на мясокомбинате ему сказали, чтобы он загнал машину в гараж, там ее помоют и подзаправят, а он пусть отдыхает, пока его шеф с начальниками беседует и в президиуме сидит, он воспринял это как обычную в таких случаях меру, но потом, когда добрались домой и он открыл багажник, — увидел там пакеты со всякими копченостями. Обомлел, сказал об этом испуганно Трубицыну, тот усмехнулся, ответил: «Вот ведь фокусники… Ну, занеси на кухню. А вон тот пакет себе оставь. — И хмыкнул: — Не повезешь же назад». Потом он уж ничего не спрашивал, когда находил в багажнике после посещения молокозавода ящик со сгущенкой или ящики с помидорами, свежими огурцами, это стало обычным, и часто Кляпин даже не видел тех людей, кто это делал: оставлял в нужном месте машину с открытым багажником и уходил.
Он считал: наверное, так и должно быть, потому что Трубицын человек слишком занятой, он работает иногда и по двенадцать, четырнадцать часов, печется об общем благе и всего себя отдает общественному долгу, и конечно же общество должно ему хоть как-то компенсировать эти заботы, ведь для комбината, или завода, или совхоза — это все мелочишка, оброненный пятак, не более того, а то, что все это совершается втайне, — тоже правильно, другие люди могут и не понять того, что понимает Кляпин. А понимает он это так: чем шире сфера деятельности человека, тем чаще ему приходится приносить свое время, свои чувства, вообще свое личное в жертву общественному долгу, а это не так мало, потому Кляпин тут на стороне Трубицына. Он уверен: общая ответственность в принципе устраняет личную, мысль эту как-то обронил Владлен Федорович, и Сергей ее принял. Ведь сам Трубицын ничего для себя не просит, не требует, а те, кто печется о нем, тоже растворяются в туманной мгле текучего быта.
Когда появился Антон Вахрушев, Трубицын очень ему обрадовался, возил его по району, расспрашивал, какие тот страны повидал, очень подробно расспрашивал, потом пробовал говорить с ним по-английски. Антон этому языку, как все моряки, был обучен, а Трубицын учил его в институте, считал: знать этот язык надо обязательно, он радовался, что сейчас есть с кем перекинуться словом на английском.