Ночные трамваи - страница 79

Да сколько их, стариков, осталось? Нет, не так уж много, и если по-честному, большинство-то со своего пути сошли, приспособились к другим понятиям, иные и прошлым при необходимости готовы торгануть. Ну, эти больше из тех, кто считал: коль дадена им власть, то только их мысль, их воля должна решать все на свете, а любое чужое прозрение, как светло и самобытно ни было, считалось инакомыслием и, значит, требовало мер карательных. Найдин знал таких, помнил по военным делам. Одного из них встретил лет пять назад в Москве. До того он прочел книгу его воспоминаний, где тот предстает мудрым начальником, чутко выслушивающим мысли других.

Они повстречались случайно на Тверском бульваре, когда бывший начальник прогуливал огромного черного пса, от которого шарахались прохожие, и по лукавому выражению лица со злорадным взглядом маленьких глаз, глядящих из-под белых ресниц, Найдин увидел: это самое шараханье людей доставляет начальнику удовольствие. Петр Петрович ткнул палкой в нос псу, тот зарычал, но отступил, видимо непривычный к такому обращению. Бывший начальник выставил вперед живот, побагровел отвисшими щеками, но Найдин так залился в смехе, что начальник его сразу же узнал.

— Ну, Петрович, ты даешь, — сказал он с одышкой. — А если бы он тебя цапнул?

— А ты не води его тут, чтобы людей не пугать. Или тебе роль пугала нравится?

Бывший начальник собрал на лбу складки, усмехнулся в седые усы:

— Ну что, Петрович, жизнь тебя не научила? Все поперечничаешь?

— Ага! — рассмеялся Найдин. — Все поперечничаю… Вот книжку твою прочел. В изумленность полную пришел: каким ты себя героем изобразил. Тебя почитать — так ты один войну и выиграл, без солдат, без офицеров. Эдакую храбрость проявлял, даже Верховного не боялся, поправить его посмел, а то операция иным путем бы пошла и наверняка бы провалилась. Я ведь рядом с тобой стоял, когда от Верховного звонили. Кроме «слушаюсь», ничего иного и не слыхал.

Но бывший начальник даже не моргнул белыми ресницами, коротко хохотнул в седые усы:

— Плохо, значит, слушал.

Вид у него сделался самодовольный, собака рядом с ним заскулила, Петру Петровичу стало неинтересно, он вспомнил, как изъяснялся этот человек с подчиненными — только матом, всегда норовя побольнее оскорбить.

— Ну ладно, — сказал Найдин, — пугай людей псом своим. Только имей в виду, и я могу кое-что написать. Документы у меня есть. А когда напишу… Ну, сам понимаешь, как твое сочинение выглядеть будет.

Бывший начальник смотрел не мигая, снова усмехнулся:

— Ну пиши, пиши…

Но Найдин-то видел: сделалось ему неуютно, он поклонился и пошел дальше своей дорогой.

Ну, с такими все ясно. А вот, к примеру, с Солдатенко — тут посложнее. Этот стал серьезным начальником, Петр Петрович сунулся к нему, а тот радостно:

— Петя, солнце мое, гуляем! Сейчас команду дам: будет баня! Ты же ее всегда, чертяга, любил.

Подали машину, поехали к центру Москвы в Центральные бани. Там были отдельные номера с парильней, мыльней и небольшим бассейном. Завалились компанией. Настоящего пара там не было, как ни старались поддать, но и такой на самом верхнем полке эти гладкотелые мужики не выдерживали, скатывались вниз, долго сидели в мыльной, а потом собрались, закутавшись в простыни, сели за круглый стол, где уж один из угодников поставил бутылки с пивом и коньяком, положил малосольной рыбы, и Найдин увидел: вот ради этого момента и собрались эти люди. Чтобы развеселить своего начальника, сыпали дешевыми анекдотами, пили за его здоровье. Петру Петровичу все это надоело, он вытерся досуха, оделся, а те все еще сидели нагишом в простынях. Он в одежде, видимо, сразу стал выглядеть как человек, над ними возвысившийся, поэтому они примолкли от неожиданности, вот тогда он им и влепил:

— Балаболки вы. Баню настоящую не понимаете. Вам бы тротуары языком мести, а не дела делать. Вы хорошего человека лестью в размазню превратили. — И тут же своему приятелю брякнул: — А за тебя мне стыдно. Ты всегда нормальным был, а вон что с тобой ненужная власть сделала.

Надо сказать, приятель на него не обиделся, в тот же день отыскал его, сказал: