Ночные ведьмы - страница 13
Мы чувствовали себя именинницами, настроение было приподнятое, но все же подумалось, что насчет «лучших» и «боевой славы» полковник преувеличил. Наши планы были поскромнее.
Раздается команда:
– По самолетам!
Над аэродромом разносится гул, в котором тонут последние слова провожающих. А их много. Здесь все начальство школы, наши учителя и инструкторы, многие летчики гарнизона. Здесь, конечно, и наши подруги, которые остаются в Энгельсе для дальнейшей учебы.
Флагманский самолет выруливает для взлета. В нем командир полка Бершанская, а в кабине штурмана – Раскова. Она будет вести нас, своих первых питомцев, до самого места назначения.
Самолеты летели на небольшой высоте плотным, красивым строем. Летчицы отлично научились чувствовать локоть товарища в воздухе.
День был солнечный, ни одно облачко не пятнало голубизны неба.
– Катя, – говорю летчице, – посмотри, какие яркие краски на земле! Вон зеленая рощица, вот белые домики. А сколько сирени в садах! Нам бы букетик…
– За какие заслуги? Когда с фронта будем лететь, тогда можно и о цветах подумать, – ответила Катя Пискарева.
Что ж, она права. Но пышные кусты сирени надолго приковали мой взгляд.
«Когда с фронта будем лететь…» Наверное, это будет не скоро. Враг сильный и опытный. Уже почти год, как идет война, а конца не видно. Вот и мы летим ей навстречу. Так, на фронте, идет тяжелое сражение. Многие погибают… А готова ли я отдать свою жизнь?.. Отдать? Кому, врагу? О, нет! Нас учили бороться и побеждать. Во всяком случае, дешево жизнь не отдам. Обиднее всего погибнуть какой-нибудь нелепой, глупой смертью… Однако что это я – о смерти? Я хочу жить, хочу дожить до победы! И она придет. Обязательно!
– Рая, сколько мы летим? – прервала мои размышления Пискарева.
– Два тридцать. Скоро посадка.
Сели на небольшом лугу. Здесь будем ночевать. Самолет, на котором штурманом летела Женя Жигуленко, ближе всех оказался к жилым домам, и, едва Женя выпрыгнула из кабины, к ней подбежал босоногий мальчуган и преподнес огромный букет сирени. Женины голубые глаза так и засияли. В порыве чувства она звонко поцеловала мальчишку в розовую, хотя и сомнительной чистоты щеку.
– Видишь, Катя, нас уже встречают мужчины с букетами, – кивнула я в сторону Жени, с завистью глядя на красивую махровую сирень, – а ты говоришь: «Когда с фронта…»
– Парень что-то напутал.
На другой день в 8.30 аэродром уже гудел. Наши камуфлированные самолеты, слегка покачивая крыльями на неровностях почвы, выруливали на взлетную полосу. В точно назначенное время два десятка машин поднялись в воздух и взяли курс на Сталинград.
Солнце стояло и зените. Город-труженик усердно дымил заводскими и фабричными трубами. Вплотную придвинувшись к широкой, могучей реке, он, казалось, с наслаждением пьет ее прохладную, живительную влагу. Знал ли он тогда, что скоро эта вода закипит от взрывов бомб, снарядов и по ночам в ней будут отражаться не огни мирной жизни, а зарево пожаров? Слышал ли он, как в грохоте войны шла к ному трудная боевая слава?
Большой стационарный аэродром встретил нас тучами пыли от множества садившихся и взлетавших самолетов. Новому человеку трудно было сориентироваться в рабочей сутолоке незнакомого аэродрома, но Марина Михайловна Раскова быстро протолкнула наш полк на заправку.
Не прошло и часа, как мы опять были и воздухе, взяв курс на Морозовскую.
Все шло нормально, но, когда до посадки осталось минут десять, в наших рядах произошло небольшое замешательство; неожиданно в воздухе появились истребители.
– Катя, смотри, нас сопровождают! – говорю летчице.
– Ты приглядись получше, свои ли?
Истребители заходили то справа, то слева, проносясь иногда очень близко от нас. Удалось рассмотреть на них красные звезды.
– Свои, – заверила я.
Однако некоторые экипажи, помня предупреждение о том, что в прифронтовой полосе не исключена возможность встречи с самолетами противника, приняли эти истребители за вражеские и начали от них шарахаться в стороны. Четкий строй в эскадрильях нарушился, наши ряды дрогнули. Летчики-истребители, довольные произведенным эффектом, а может быть, удивленные таким оборотом дела, отошли на почтительное расстояние, а потом вообще скрылись из виду.