Ночные всадники. Нарушители закона. Чертово болото - страница 10

Когда Диана ушла, старик заговорил о своей далекой, давно оставленной родине, и его вопросы и меткие замечания немало удивили Треслера, в ушах которого все еще звучали проклятия по адресу Слепого Черта. Он смотрел в его невидящие глаза и, слушая мягкий, вкрадчивый голос и культурную речь, невольно переставал верить всему, что он до сих пор слышал о владельце Москито-Бенд.

За чаем его внимание сосредоточилось на отношениях между отцом и дочерью. Вскоре он пришел к заключению, что Диана не столько любила, сколько боялась своего слепого отца, с заметным усилием стараясь выказывать ему те чувства, которых не было в ее сердце. Но сам Марболт по-прежнему оставался для него загадкой. Трудно было решить, как он относился к своей дочери. Порою казалось, что он привязан к ней так, как только может быть привязан беспомощный, измученный человек к единственному близкому существу, служащему ему опорой. Но бывали моменты, когда он обращался с нею с таким нетерпением и недовольством, что казалось, будто он ее ненавидит.

Треслер почувствовал облегчение, когда чаепитие кончилось и он мог встать из-за стола и расстаться с этим человеком, которого он так и не сумел понять.

«Странное место и странные люди», — пробормотал он, спускаясь с холма.

Затем, увидев огромную фигуру управляющего, вышедшего из маленького уединенного дома у подножия холма, он направился к нему навстречу.

Он ожидал гневной вспышки или, по крайней мере, какой-нибудь недружелюбной выходки. Но ничего подобного не случилось. На этот раз Джек встретил его с любезностью, не оставлявшей желать лучшего.

— Ну что, побеседовали со стариком? — спросил он, отвернувшись и глядя куда-то в сторону прерии.

— Да, — ответил Треслер коротко и сразу перешел к делу.

— Каковы будут ваши распоряжения и где вы меня поместите?

— О, я думаю, для вас найдется место в бараке. Ребята уступят вам одеяло, пока не пришел ваш багаж. Что касается моих распоряжений, то я вас поставлю на работу с завтрашнего утра! А пока устраивайтесь.

— Значит, я не нужен вам сегодня?

— Нет! — Джек собрался продолжать свой путь и вдруг снова повернулся лицом к Треслеру. — Мне нужно сказать вам пару слов для начала. Мы имеем обыкновение устраивать для каждого новичка и «неженки» одно небольшое испытание. После этого мы поступаем соответственно… вы понимаете! Словом, предупреждаю вас, что здесь не салон и не гостиная. Итак, до свидания!

Рабочие еще не вернулись к ужину, и Треслер, подойдя к бараку, застал там одного Аризону, сидевшего в дверях на свернутом одеяле и устремившего взгляд на бесконечную бурую равнину, как будто ничто другое не интересовало его в целом свете.

Взглянув мельком на Треслера и подобрав конец одеяла, чтобы дать ему место, он снова погрузился в созерцание далекой прерии. И так они долго сидели рядом, размышляя каждый о своем.

Наконец Аризона первый нарушил молчание.

— Ну? — вкладывая в это короткое слово множество вопросов.

— Джек ставит меня на работу с завтрашнего дня. Сегодня я буду спать в бараке, — ответил Треслер.

— Я знаю. Когда-нибудь я застрелю этого парня, если никто не сделает этого раньше.

Треслер взглянул на него с удивлением.

— В чем дело? Что-нибудь новое?

Вместо ответа Аризона энергично сплюнул. Затем он произнес сквозь зубы:

— Это свинья!

— Которая не делает чести своей породе, — заметил Треслер с улыбкой.

— Не делает чести! — воскликнул Аризона, вращая белками и раздувая ноздри. — Смейся! Смейся, долговязая обезьяна! Может быть, ты забудешь о смехе, когда узнаешь, что тут делается.

— Не бойся! Ничто меня не удивит после того, как я повидал Джека.

Аризона затих и задумался. Затем вдруг протянул Треслеру длинную худую руку.

— Спасибо, товарищ, — сказал он прочувствованным тоном. — Спасибо за то, что ты проучил этого скота. Мы все видели.

И его дикие глаза любовно заглянули в лицо соседа.

В этот вечер Треслер узнал много нового, особенно в области сквернословия. Он ужинал в бараке вместе с остальными рабочими, и его новые товарищи всячески изощрялись для него, вокруг него и на его счет. Прислушиваясь к их разговору, к вспышкам диких инстинктов и примитивной дружбы, он начинал думать, что все они не знали забот и жили минутой. Даже их ненависть к управляющему и хозяину ранчо, казалось, затихала с каждым ругательством, которое они отпускали по их адресу.