Ноги из глины - страница 22
Уткнувшись мордой в пол, она быстренько обежала Музей гномьего хлеба. Потом вышла на улицу и обследовала окрестности.
Через пять минут Ангва вернулась к Моркоу и подала условный сигнал.
Когда Моркоу снова открыл глаза, она уже натягивала рубашку. Вот в этом у людей неоспоримое преимущество. С парой рук можно творить настоящие чудеса.
– Я думал, ты пойдешь по следу, – удивился он.
– По какому следу? – спросила Ангва.
– То есть?
– Я чувствую его запах, твой, хлеба. И все.
– Больше ничего?
– Грязь. Пыль. Обычные запахи. Ну, есть еще кое-какие старые следы. Например, я знаю, что ты был здесь на прошлой неделе. Очень много запахов. Жир, мясо, почему-то сосновая смола, старая еда… но я могу поклясться: сегодня здесь не было ни единого живого существа, за исключением его и нас.
– Но ты же говорила, что все оставляют следы.
– Так и есть.
Моркоу взглянул на труп музейного смотрителя. Как ни прикидывай, как ни примеривайся, покончить жизнь самоубийством Хопкинсон не мог. Разве что он очень долго молотил себя буханкой гномьего хлеба.
– А вампиры? – предположил Моркоу. – Кроме того, они умеют летать…
Ангва вздохнула.
– Моркоу, если бы тут побывал вампир, пусть даже месяц назад, я бы это сразу учуяла.
– В ящике стола лежит почти полдоллара мелочью, – сказал Моркоу. – Но вор наверняка охотился за Боевым Хлебом Б’хриана. Это очень ценный культурный экспонат.
– У этого бедняги были родственники? – спросила Ангва.
– Насколько я помню, была старшая сестра. Я заглядываю сюда где-то раз в месяц, просто чтобы поболтать. Он дает мне подержать экспонаты… Давал.
– Вот это да, с ума сойти, – съязвила Ангва, не сдержавшись.
– Ага, это очень… приятно, – торжественно подтвердил Моркоу. – Напоминает о доме.
Ангва вздохнула и зашла в подсобную комнатушку. Все музейные подсобные помещения, как правило, битком набиты всяким ненужным хламом, а также экспонатами с сомнительным происхождением, такими, к примеру, как монеты с надписью «52-й год до Рождества Христова». И эта комнатка не была исключением. Тут стояли несколько верстаков с обломками гномьего хлеба, аккуратный ящичек с молотками-скалками, и повсюду были разбросаны бумаги. Около одной стены, занимая большую часть комнаты, высилась печь.
– Он изучает старинные рецепты, – сказал Моркоу, похоже пытаясь защитить репутацию старого хранителя музея даже после его смерти.
Ангва открыла дверь печи. Тепло затопило комнату.
– Ничего себе печка, – сказала она. – Для чего все это?
– А… По-моему, он выпекал метательные ячменные лепешки, – объяснил Моркоу. – В ближнем бою крайне смертоносные штуки.
Она закрыла дверцу.
– Надо возвращаться в Ярд, пускай оттуда пришлют кого-нибудь…
Ангва запнулась.
Близилось полнолуние, а в такие дни вести себя следовало очень осторожно. В облике волка было легче. Она сохраняла человеческий разум (или, по крайней мере, так ей казалось), в то время как существование становилось намного проще, – впрочем, быть может, она выглядела разумной не по человеческим меркам, а по волчьим. Так или иначе, когда она опять превращалась в человека, все резко осложнялось. Первые несколько минут, до тех пор пока не восстанавливалось морфогенетическое поле, все ее чувства были особо обострены: запахи чуть ли не валили с ног, а уши улавливали любой, даже еле слышный шорох. Кроме того, она помнила, чтó совсем недавно переживала. Волк может понюхать столб и сразу узнает, что здесь вчера проходил старый Бонзо, он был промокший насквозь, и хозяин опять кормил его требухой. Но человеческий разум больше волнуют всякие почему да зачем.
– Тут есть что-то еще, – сказала она, тихонечко втягивая воздух. – Слабый запах. Неживого существа… Неужели ты не чувствуешь? Что-то вроде грязи, но не совсем. Что-то вроде… оранжевое…
– Гм… – тактично откликнулся Моркоу. – Вообще-то, не у всех людей нюх, как у тебя.
– Я обоняла это и раньше, где-то в городе. Не могу вспомнить где… Сильный запах. Перебивает остальные. Запах грязи.
– Ха, ну, на этих улицах…
– Нет, это не… не совсем грязь. Пахнет острее. Раза в три.
– Знаешь, иногда я завидую тебе. Наверное, хорошо быть волком. Но время от времени и недолго.