Ностальгия по осенним дождям - страница 5

К Светлому поезд прибыл поздним вечером. Переночевав в Доме приезжих, утречком я позвонил Рютину, директору «Адамовского», передал привет от Зинаиды Яковлевны, сказал, что хотел бы написать большой очерк о людях его совхоза, об Оренбургской системе земледелия и, разумеется, о нем самом, Рютине.

— Очень хорошо, сейчас за вами подойдет машина, — проговорил Петр Георгиевич каким-то деревянным голосом.

Где-то через полчаса я уже сидел в кабине «ЗИЛа». Еще минут через двадцать зашел в контору целинного гиганта. Вот приемная. Секретарша на мой вопрос, у себя ли Петр Георгиевич, вежливо ответила, что Петр Георгиевич уехал, а куда и когда вернется — не сказал. Поблагодарив ее и мысленно чертыхаясь, я вышел в коридор. Нашел дверь с табличкой «Партком». Закрыто. Ну, думаю, дела… Что же делать?.. А ничего: прямо сейчас на первой же попутной машине — обратно в Светлый, оттуда поездом в Орск. У меня впереди было еще целых восемь командировочных суток, попрошу Григория СтепанычаКибиша замолвить за меня словечко перед Хайруллиным, о котором в «Урале», кажется, не было ни одной заметной публикации. А ведь фигура что надо!.. И очерк о нем может стать не просто заметным, а настоящим гвоздем номера. Уж не пожалею сил…

Но тут взгляд мой уперся в дверную табличку на втором этаже: «Главный агроном». Конечно, это не директор, но на безрыбье и рак рыба. Дай-ка, думаю, перемолвлюсь с ним об Оренбургской системе, спрошу как она показала себя в этом совхозе, и тогда будет с чего начать разговор с самим Хайруллиным. Если, конечно, и главный агроном тоже куда-нибудь не умотнул.

Я потянул дверь за ручку. Кто-то сидел за столом в глубине просторного кабинета. Мужчина. Худощавое унылое лицо, грустные глаза, и вообще, как мне показалось, весь вид у этого человека был какой-то затрапезный.

— А главного агронома нет? — спросил я.

— Пока еще есть, — ответил мужчина.

— Вы?..

— Сегодня — я, а завтра… Не знаю, кто будет завтра, — и даже не улыбнулся.

Я представился и спросил про директора.

Главный агроном пожал плечами:

— Он мне не доложился. В каком-нибудь отделении. Я тоже в поле сейчас поеду.

— Меня возьмете с собой? — спросил я.

Поговорим об Оренбургской системе, а потом попрошу подбросить меня в Светлый, к поезду.

— Зачем? — спросил он. — Со мной-то вам зачем?

— Ну, я ведь журналист, — говорю.

— Это понятно. Но я не тот человек, который вам нужен.

— Откуда вы знаете, кто мне нужен? — огрызнулся я. — Хотел с Рютиным встретиться, но он, похоже, человек необязательный. Теперь вы, не зная меня, беретесь судить о моих делах…

Он посмотрел мне в глаза и отходчиво усмехнулся:

— Можете свой портфель пока здесь оставить…

Он сам вел свою «антилопу-гну», иначе его изрядно помятый «уаз» с выбитыми и завешенными каким-то драньем оконцами трудно было назвать. Но мне на переднем сиденье, рядом с ним, было удобно и разговаривать, и смотреть в покрытое тонкими ажурными трещинками ветровое стекло на пробегавшие навстречу однообразные пейзажи. И по правую сторону дороги все пшеница, пшеница, пшеница. И по левую она же, родимая. Ехали быстро, и вскоре на левой стороне пшеница кончилась, дальше пошли просяные поля. До самого горизонта все просо, просо, просо, а справа по-прежнему желтела на ослепительно-ярком солнце пшеница. Вдалеке, как большие красные жуки, ползали комбайны. Далее пошли бесконечные ряды копен, до самого горизонта все копны, копны, копны… А мы все ехали, ехали, ехали…

Разговор наш поначалу плохо вязался. На мой вопрос, почему директор так некрасиво обошелся со мной, — можно подумать, что просто взял и сбежал, — Яков Петрович Орищенко, так его звали, смешливо и как-то загадочно глянув в мою сторону, коротко обронил:

— Наверно, так и есть — сбежал.

— Да почему?

Снова загадочная усмешка и встречный вопрос:

— Вы говорили ему по телефону, о чем собираетесь писать?

— Ну да: о нем, Рютине, на фоне Оренбургской системы земледелия.

— Все понятно, — и Яков Петрович надолго умолк, а мне ничего не было понятно.

— У вас много овсюга? — спросил я.

Зинаида Яковлевна жаловалась, что этого злостного, практически неистребимого сорняка с каждым годом становится все больше.