Ностальгия по осенним дождям - страница 8

Я напрямик спросил Якова Петровича, как он сам, лично относится к этому человеку, и вот какой был ответ:

— Может, он и большой ученый, но в своем совхозе я знаю больше, чем он. Мой агроном Василий Павлович Волнянский в своем отделении знает больше, чем я. А бригадиры в своих бригадах знают больше, чем агрономы. Я никогда не жду, что агрономы отделений и бригадиры будут беспрекословно выполнять мои указания.

Вот так: даже в пределах одного совхоза Орищенко остерегался требовать от своих помощников беспрекословного повиновения, между тем одобренные партийными властями пресловутые «Рекомендации» были обязательны для безусловного исполнения по всей обширной Оренбургской области, протянувшейся с Востока на Запад, от Поволжья до Казахстана, на многие сотни километров.

Прежде чем решиться вступить в спор с самим Хайруллиным, Яков Петрович изучил данные метеостанции за последние 25 лет. И что же? Самым влажным месяцем в зоне нахождения «Адамовского» совхоза оказался июль. Выводы напрашивались сами собой: надо сеять пшеничку в такие сроки, чтобы в засушливом июне она находилась еще в ранней стадии развития, когда ей не требуется много влаги, и тогда в июле, войдя в стадию колошения, она в полной мере сможет использовать выпадающие в этом месяце обильные осадки.

Точно так же задолго до Орищенко поступил и знаменитый колхозный ученый Терентий Мальцев: по многолетним данным метеостанции вычислил самый влажный месяц в своей климатической зоне. В Шадринском районе Курганской области. Эвон где! Но и там самым влажным месяцем оказался июль, и потому мудрый Мальцев сеял зерновые культуры только в предельно поздние сроки, непременно дожидаясь массовых всходов овсюга.

В Курганской области не было какой-то сугубо «своей» агротехники, однако и там, как и повсюду в стране, спускавшиеся сверху директивы надо было выполнять неукоснительно и без лишних разговоров: велено как можно больше посеять кукурузы — сей, сколько велят и еще сверх того. Велено сокращать черные пары — сокращай, своди их к чертовой матери хоть подчистую. Мальцев оказался единственным, кто с трибуны Всесоюзного совещания осмелился отстаивать необходимость сохранения паров. И тотчас оказался в опале, о нем перестали упоминать в печати. В доску разбейся земледелец, но сработай так, чтобы твое руководство могло отрапортовать своему вышестоящему руководству о досрочном окончании посевной. И никого при этом, кроме дотошных агрономов, не интересовали какие-то там почвенно-климатические условия. Не беда, если урожайность зерна окажется низкой — все простится, если уборочная страда и хлебосдача, пускай хоть с недобором зерна, будут завершены досрочно. Потому Терентий Мальцев со своими поздними сроками сева долгое время был как кость в горле у руководителей Курганской области. И постоянно подвергался унизительной критике со стороны властей. Даже хуже того.

В повести Солженицына «Один день Ивана Денисовича» есть такая сцена. Ранним морозным утром заключенных подняли, чтобы вести на работу. Однако при температуре ниже сорока градусов работы отменялись. А термометр находился на столбе, на самом верху. И вот бригадиры собрались у этого столба, «а один, помоложе, бывший Герой Советского Союза, взлез на столб и протирал термометр, чтобы посмотреть, какую он показывает температуру. Снизу советовали:

— Ты только в сторону дыши, а то поднимется…»

Терентий Мальцев, слава Богу, лагерной баланды не хлебал, всю жизнь безотлучно выращивал пшеницу. Но был в 50-е годы такой эпизод в его жизни. Когда однажды весной тогдашний председатель колхоза, получив директиву из райкома партии, распорядился сеять против воли колхозного ученого и первый трактор с сеялками уже двинулся по кругу, Герой Социалистического Труда, депутат Верховного Совета СССР Терентий Мальцев, не видя другого способа спасти урожай, бросился, раскинув руки, на землю перед громыхающей громадиной. По счастью, в самый последний момент мотор у трактора неожиданно заглох…

…Я провел в обществе Якова Петровича все оставшиеся у меня командировочные дни. К Хайруллину уже не было охоты ехать, однако, заскочил в Орске в редакцию зональной газеты и поделился с Кибишем переполнявшими меня впечатлениями. Выслушав сбивчивый от волнения рассказ, Григорий Степанович отеческим тоном посоветовал мне хорошенько подумать, прежде чем писать очерк об Орищенко, агротехнику которого первый секретарь обкома партии товарищ Шурыгин, побывав однажды осенью в «Адамовском», назвал шелудивой, из-за того что поля, неглубоко обработанные дисками сразу после уборки зерновых, выглядели весьма непрезентабельно: солома тут и там топорщилась поверху, как иголки у ежа.