Новая Ева - страница 9

Я игнорирую его, и экран возвращается в режим сна. Когда я подхожу к окну, оно чувствует тепло моего тела и открывается. Забавно, что мы до сих пор называем их окнами. Снаружи у Башни нет ни одной стеклянной панели. Это крепость. Наши окна – мониторы реалити-ТВ, перепрофилированные и спроектированные для Башни, создающие полную иллюзию привычных окон. Это одно из множества изобретений моего гениального отца, доктора Айзека Уэллса. В большей степени гения, чем отца.

Я выглядываю в окно, и оно показывает мне густые и зловещие грозовые тучи. Настройка по умолчанию: реальность. Я провожу по экрану рукой, и меня ослепляет красная вспышка.

– Черт возьми, Брэм, – ворчит Хартман, отворачиваясь от света.

– Извини, – шепчу я, взмахом руки регулируя яркость.

Когда все успокаивается и тучи уходят, я вижу то, что осталось от Сентрала, нашего города. Бурыми пятнами выделяются более холодные, затопленные районы. Поразительно, что там все еще живут люди. Я подхожу ближе и смотрю вниз, отчего в животе что-то подрагивает. Я не очень хорошо переношу высоту, а здесь она запредельная. Если бы коммерческие авиакомпании до сих пор выполняли полеты, мы бы смотрели сверху вниз на пролетающие лайнеры.

Прямо под моим окном, у основания Башни, разгорается красное свечение. Жар тысяч тел фриверов пузырится, подобно лаве. Я поднимаю кулак и широко растопыриваю пальцы. Окно подчиняется и увеличивает изображение. Лава превращается в рой огненных муравьев, которые пытаются вторгнуться в наше гнездо, чтобы забрать свою королеву.

Им это не удастся.

Жестом руки я снова увеличиваю изображение. Теперь я вижу их лица. Красное пламя их гнева. Некоторые плачут. Конечно, все мужчины. Большинство из них никогда не видели настоящую, живую женщину. В мире осталось немного женщин, но они, в основном, надежно спрятаны в домах, куда мужчинам вход заказан, и уединенных святилищах. Самой молодой из них, кроме Евы, шестьдесят шесть лет, это последняя из тех, кто родился до полувековой засухи. Я ни разу не встречал женщин, когда жил там, в городе. За исключением своей матери, разумеется. Я практически не вижу их и в рядах нынешних протестующих – большинство из них слишком стары или слишком напуганы. Они боятся нас. Боятся мужчин. Боятся того мира, в котором мы живем. Отныне все мы – исчезающие виды, и женщины – самый редкий.

Окно вспыхивает ослепительно-белым. Стены дрожат. На этот раз взрыв устраивают не бунтовщики, а мы. Взрыв не смертельный, разумеется: в конце концов, мы и так под угрозой исчезновения. Отпугивающий газ обычно делает свое дело, разгоняя даже самых стойких фриверов, и тогда толпы с криками разбегаются по домам.

Я провожу по экрану обеими руками, и окно возвращается к реальности. Грозовые тучи. Эти вечные грозовые тучи. С замиранием сердца я смотрю на то, что мы сделали с нашей планетой. Идиоты. Вот что происходит с миром, который в течение полувека населяли лишь мужчины, поколения мальчишек без всякой надежды на будущее. Они разрушают его. Неизбежно. Три мировые войны – и вот что от него осталось.

Все это произошло еще до моего рождения.

И до рождения Евы.

К тому времени, как Ева появилась на свет, мир превратился в то, что мы имеем сегодня. Это то, что предстоит спасать нашей «спасительнице». Я слишком молод, чтобы помнить хоть что-то из эпохи «до рождества Евы», но я читал книги по истории. В отсутствие будущего поколения, наследников, мы надругались над этим миром так, что оторопь берет.

Хищническое потребление ископаемых видов топлива ускорило глобальное потепление, масштаб которого превзошел даже самые пессимистические прогнозы. Война. Жадность. То, что мы не разрушили своими руками, за нас уничтожила погода. Самые суровые погодные условия в истории существования нашей планеты, утверждают метеорологи.

Эгоизм. Это в нашей природе.

Нашей спасительнице придется нелегко.

Огромное облако прижимается к окну, и я вижу свое отражение – одно из двух моих лиц. Изображение застает меня врасплох: это лицо, с которым я родился. Я провожу рукой по коротко остриженной голове, ощущая приятное покалывание ершика и чувствуя, как уходит напряжение рабочего дня. Мой взгляд тусклый от постоянного недосыпа. Лицо усталое. В последнее время я вижу его все реже, чего не скажешь о моем втором лице.