Новеллы - страница 7

— Да, тяжелая война… Садитесь, лейтенант.

— Покорнейше благодарю, господин майор. Комендант спросил:

— Где вас ранило?

— Меня не ранило, господин майор… Это газы. Майор взглянул на культю лейтенанта:

— Ничего не понимаю… Газы, по-моему, душат…

— Они и так тоже действуют, господин майор. Немного подумав, комендант произнес:

— Нерыцарское оружие.

— Несомненно, господин майор.

Оба думали о том, что и Германия тоже применяет это нерыцарское оружие. Но промолчали.

Потом комендант спросил:

— Сколько вам лет?

— Двадцать восемь, господин майор.

— В начале войны газов еще не было.

— Нет, господин майор, кажется, не было.

Солнце освещало длинную желтую стену больницы.

В голубом небе белели облака. В черной земле садовой дорожки крепко сидел гравий, а по краю газона полз дождевой червь. Яблоня была похожа на огромный белый букет.

От дома шел доктор Куленбек. На нем был белый халат.

Комендант сказал:

— Желаю вам скорейшего выздоровления.

— Покорнейше благодарю, господин майор, — ответил Ярецкн.

Доктор Флуршюц и лейтенант Ярецки шли из госпиталя в город. На дороге то и дело встречались выбоины: по ней ездили грузовики с железными шинами, — резины больше не было.

Умолкнувшая во время воины фабрика толя устремляла в застывшим воздух свои тонкие черные жестяные трубы. В лесу щебетали птицы.

Пустой рукав кителя лейтенанта был приколот английской булавкой к карману.

— Странно, — сказал Ярецки, — как только я лишился левой руки, правая стала виснуть точно гиря… Мне даже хочется, чтобы и ее оттяпали.

— Вы, наверно, симметричный человек. Инженеры любят симметрию.

— А знаете, Флуршюц, иногда я начисто забываю, что у меня была когда-то такая профессия… Вам этого не понять: ваша профессия осталась при вас.

— Да нет, знаете ли, не совсем: я был скорее биолог, чем врач…

— Я подал заявку в АЭГ,[10] — теперь везде нужны люди… Но что я опять сяду за чертежную доску, этого я представить себе не могу… Как по-вашему, сколько народу погибло на всех фронтах?

— Бог его знает, пять миллионов, десять. Может, и все двадцать наберется, когда это кончится.

— А я убежден, что никогда оно не кончится… Так и будет тянуться вечно.

Доктор Флуршюц остановился:

— Да. Ярецки, пока мы с вами тут мирно прогуливаемся и пока вообще жизнь проходит своим обычным путем, в нескольких километрах отсюда идет веселенькая пальба. Вы отдаете себе в этом отчет?

— Я теперь уже во многом не отдаю себе отчета… Кстати, там как следует досталось нам обоим…

Сдвинув фуражку, доктор Флуршюц машинально потрогал рубец на лбу, оставшийся от пулевого ранения:

— Не в этом дело… То было вначале, когда мы рвались вперед, чтобы стыдиться не пришлось… А теперь впору свихнуться.

— Этого еще недоставало… Нет, спасибо, лучше уж вино хлестать до потерн сознания.

— Что вы и делаете по всем правилам.

Дул ветер, и от фабрики толя тянуло дегтем.

В военной форме тощий и сутулый доктор со своим пенсне и светлой бородкой клинышком выглядел довольно-таки нелепо. Они помолчали.

Дорога вела вниз. Одноэтажные домики, построенные недавно здесь, перед городскими воротами, вытянулись цепочкой и дышали покоем. Во всех палисадниках росли жалкие овощи.

Ярецки сказал:

— Невелико удовольствие жить, вдыхая весь год запах дегтя.

Флуршюц сказал:

— Я был в Румынии и в Польше был. И, знаете ли, повсюду от домов веет таким же покоем-.. Одинаковые таблички и вывески: «Слесарь», «Каменщик» и прочее… А на позиции под Армантьером мы нашли под балками вывеску: «Tailleur pour dames»[11]… Может быть, это и пошловато звучит, но я скажу все-таки, что именно там мне по-настоящему открылось все нынешнее безумие.

Ярецки сказал:

— Теперь, с одной рукой, я, пожалуй, мог бы сунуться на какой-нибудь военный завод инженером.

— Это вам больше понравилось бы, чем АЭГ?

— Да нет, мне теперь вообще ничего не может нравиться. Я еще, чего доброго, опять туда попрошусь. Гранаты можно и одной рукой бросать… Помогите сигаретку зажечь.

— Что вы сегодня пили, Ярецки?

— Я? Да так, пустяки! Я берег себя для бутылок, к которым вас сейчас приведу.

— Так как же обстоит дело с АЭГ?

Ярецки рассмеялся:

— Если говорить начистоту, это была сентиментальная попытка вернуться в гражданскую жизнь, присмотреть себе карьеру, не охотиться больше за бабами, жениться… Но в такое вы верите не больше моего.