Новгородские былины - страница 49

стр.

Матушка сейчас вскочила, побежала, посмотрела — все двери с крюками сняты. Тогда побежала на Волхов мост, где Василий с дружиной бьётця. Матушка прибежала, сзади бросилась, захватила плечи. «Ох ты, чадо, оставь в городе хоть на семена, не бей больше народ!» Тогда он руки опустил и больше народ не стал бить, ослаб, послушался.

И пришел он со своей дружиной. Трое суточек спал без просыпа. Когда он проспался, тогда и чувствует: «Много беды я нагрезил в своем городе. Поеду я в Ерусалим в своих грехах прощаться, со своей дружиной». У матушки стал прощенья просить: «Поеду я в Ерусалим-город молиться. Много я нагрезил, много детушек, много вдовушек осиротил, много крови пролил».

Матушка не дават благословенья, не спускат. «Один ты у меня сын, как ты оставишь, некому будет и похоронить меня». — «Дашь матушка — поеду, и не дашь — поеду. Серце моё бьётся, жить здесь не могу». Матушке делать нечего, дала благословенье. Стали корабль снарежать, итти в Ерусалим, итти далеко.

Вот значит средился и пошли на корабль. Все бегут сзади, девицы ревут (он красивый был такой, кудрявый), все ревут, не спускают. Он пошел на корабль, матушку носко́м несут, итти не может.

Вот они зашли на корабль, паруса подняли, от берега оттолкнулись, пошли. (Вот что тут на пути было — забыл.)

Долго ли коротко ли шли, год или два. Вот в Ерусалиме стали видать блестят кресты, маковки золочёные, далёко видать стало. Вот они пришли в Ерусалим, в церковь там сходили, к мощам прило́жились. Вышли из церкви. А тут святая вода, пьют воду, моются. Василий Буслаевич роз-делся и давай купаться в этой воды, ныряет, купается. Потом голос гласит: «Ах, Василий Буслаевич, неладно делаешь, здесь только помыться да воду брать. В пути-дороге насчастен будешь».

Василий Буслаевич на это не гледит, пуще прежнего га́литця-купаетця. Вот значит он вышел из этой воде. Снарядился и пошел с дружиной на корабль. (Потанюшка Хроменький, теперь вспомнил!) Вот они на пароход зашли и пошли в обратный путь.

Мало ли много ли времени они прошли. Пароход остановился, более ходу нет. Как они тут бились не бились — ходу нет, Василий Буслаевич приказал пароходу в берег идти. Что за чудо, что пароход не идёт? Вышли на берег и пошли по́ берегу. Потом увидали камень, очень огромной. И на том камню подпись подписана и подрезана: «Кто этот камень скочит да отскочит — тот будет в Ново-городе, а кто скочит да не перескочит — тот не будет». Тогда Василий Буслаевич сел на этот камень и заплакал: «Все мои дружина скочим и перескочим, только у нас Потанюшка Хроменькой останется здесь, не перескочит». Тогда значит Костя-Лостя скочил и отскочил обратно задом, не хватил никаким местом. Девка чернавка скочила и отскочила, никаким место не хватила. Потом дело пришло по Потани Хроменького. Потаня скочил и отскочил всех легче. Тогда дело пришло Василию Буслаевичу скочить, ему очередь. Василий Буслаевич скочил, вперёд легко перескочил, а обратно — каблуками о камень чирнул, ударился головой, тут и помер.

Тогда дружина закручинилась, запечалилась. Все поплакали: «Что тут делать? Предводитель у нас погиб». Тогда они взяли его тут похоронили и на корабль дошли, корабь шибко побежал. Бежит, не остановится. Пришли они в Новгород. Тут донесли матушке, что пришел Василий Буслаевич, с дружиной приехал. Матушка уж стара стала. Выбежала встречать сына своего.

Дружина с корабля вышла, тут смотрит, а Василия Буслаевича и нет. Потом, значит, сказали: твой сын похоронен, погиб, в каком месте, где и как.

У матушки серце раскололось, и она тут и померла на месте, на пристани. И ей похоронили. И всё тут кончилось. И дружина распалась.

ПРИЛОЖЕНИЕ I

ПОВЕСТЬ О СИЛЬНОМ БОГАТЫРЕ И СТАРОСЛАВЕНСКОМ КНЯЗЕ ВАСИЛЬИ БОГУСЛАЕВИЧЕ

Жил Богуслай девяносто лет, живучи, Богуслай переставился. Оставалось у него малое детище Василей Богуслаевич. Когда он достигнет пятнадцати лет, выходит он на улицу на Рогатицу, играет он не с малыми ребятами, с усатыми и бородатыми: которого из них схватит за руку — у того рука прочь, а кого за голову — головы нет.

От таких его наглых шуток чернь взволновалася. Собираются посадники новогородские, думают крепку думушку; они приходят к его родимой матери и говорят громким голосом: «Ты гой еси, честная жена Амелфа Тимофеевна! Уйми ты свое мило чадо Василья Богуслаевича, чтоб он не ходил на улицу на Рогатицу и не играл бы по-своему: уже наш великой град от его шуток людьми пореже стал». От таких речей честная жена Амелфа Тимофеевна прикручинилась, обещает им управу дать, отпускает она посадников с почестью и призывает к себе свое чадо Василья Богуслаевича. Призвав его, говорит такие речи: «Ох ты, мое чадо милое! Перестань ты ходить на улицу на Рогатицу, полно тебе играть с мужиками новогородскими! Вижу я в тебе силу богатырскую, но ты еще дитя младое; твои шутки неудалые: кого ты схватишь за руку, отрываешь из могучих плеч, а возьмешь за буйну голову, остается она в твоих руках. Скорбят на тебя посадники и мужики новогородские. Когда они на нас подымутся, на кого нам понадеяться? В сиротстве мы с тобой осталися. Хотя твоя сила велика, но стать ли тебе на тысячу? А побиешь ты и тысячу, за тысячью их и сметы нет. Послушай слова доброго: перестань ходить ты на улицу!»