Новое море - страница 16

— Ты, как вырастешь, кем будешь? — спросил Сева, когда они снова очутились в степи.

— Не знаю еще, — сказал Пташка. — Хорошо бы капиталом стать, буксиры водить!

— А я на шагающий поступлю, — сказал Сева. — Спорим! Если бы папка захотел, он бы меня сейчас на шагающий определил.

— Такого маленького?

— Там не посмотрят, какого роста: если человек с умом, то и возьмут. Работа там не тяжелая, там все на кнопках да на рычагах — только нажимай. Я сам хотел поступить, — добавил он, вздохнув, — да меня не приняли.

Они подошли к земляному холму, близ которого работал экскаватор, очень похожий на тот, большой, на котором Пташка был с дядей Федей, но много меньше. Зачерпывая ковшом грунт, этот экскаватор весь напрягался, моторы его ревели и кузов дрожал, как фюзеляж самолета, перед тем как оторваться от земли, чтобы взлететь.

— Ты на такой хотел поступить? — спросил Пташка.

— Нет, я на другой — там, в пойме. — Сева указал рукой в сторону реки. — Я узнал, что они норму недодают, и пошел к ним.

Темные глаза Севы вдруг сверкнули твердым, решительным огоньком.

— Я и поступлю еще, — сказал он. — Спорим! Конечно, если будешь плохо работать, то тогда все равно попадет. И отец будет сердиться, и мать. Зато, как они увидят, что ты стал знаменитым экскаваторщиком и про тебя даже по радио говорят и в газетах пишут, тогда они сами спохватятся: зачем, скажут, только мы его ругали? Жалеть будут.

— А ты уже пробовал работать? — с затаенной надеждой спросил Пташка.

— Я бы уже пробовал, — угрюмо ответил Сева, — да они меня обхитрили.

— Обхитрили? Как же они обхитрили?

— Так уж, — неохотно сказал Сева. — Выспрашивать стали. Я у них попросился как следует: вам, говорю, дяденьки, помощники не нужны? А один, черномазый, хитрый, посмотрел так на меня и спрашивает: «Ты почем же с кубометра берешь?» — «По скольку положите». — «А на каких ты марках работал?»

Ну, я подумал, подумал и говорю: «На разных». Вижу, он усмехается: «Да, — говорит, — в наш век много разных машин». — Сева надул щеки, пытаясь изобразить, с какой надменной важностью разговаривал с ним экскаваторщик, и сказал сердито: — Вот тут он меня и перехитрил!

— Правда? — сочувственно переспросил Пташка.

— Ага. «Знаешь ли, говорит, какой у нас теперь век?» Я уж вижу — засыпать хочет. Пятилетка — это я знаю: пятая. Я и сказал: «Пятый век, кажется…»

— А он?

— А он только хохочет. «Нет, говорит, дорогой приятель, пятый давно прошел».

— Прошел? — изумился Пташка. — Как же ты тогда?

— Вижу, они все смеются. Обидно мне стало — я и заплакал.

— И все равно не приняли?

— Нет. Только дяденька один, начальник ихний, обругал этого чернявого: «Брось, говорит, озорничать, парень настоящую мечту имеет». А потом в кузов меня повел, все мне показывал.

Сева замолчал опять и долго смотрел в степь. Вдруг глаза его снова блеснули:

— Все равно, я когда подрасту немного, я этого чернявого обгоню, вот увидишь! Сам норму не выполняет, а насмехается.

Он сердито поправил лямки своих коротких штанов, и оба мальчика зашагали к поселку.

Прошло два дня. Пташка уже привык к маленькому домику строительного поселка.

Он подружился с Севой и каждый раз, когда Настя уходила на работу, гулял с ним по поселку и бегал через степь к реке. Там, среди разрытой земли, работали строители и можно было увидеть столько удивительных вещей.

Однажды, когда мальчики возвращались с землесоса (они опять носили обед Севиному отцу), Пташка, взглянув невзначай на небо, увидел большую лиловую тучу. Будто огромное ватное одеяло, она закрыла собой уже почти половину небосвода. Только впереди над поселком небо еще оставалось чистым, и солнце, не заслоненное тучей, освещало степь слепящим, искристым светом.

— Гляди, дождь будет, — сказал Пташка.

— Погоди! — отмахнулся Сева. — Вон вездеход мчится! Это главный инженер едет. Спорим!

Маленькая, с брезентовым верхом машина на высоких колесах, пыля, неслась от поселка.

— У него водителем знаешь кто? — продолжал Сева. — Фатима — татарка! Вот носится! Все шоферы на самосвалах ее знают — сразу сворачивают, как засигналит.

— А он не боится с ней ездить? Я бы забоялся, наверно.