Новогодняя ночь - страница 28
— Один, что ли, пьешь? — спросила я.
— Чё? — Коля выпятил мокрую губу, демонстрируя свою независимость, это у него получилось забавно. — Сейчас вот и ты пришла. Тяпнешь со мной?
Нос его повис еще ниже, на лице выступили черные оспины неровного загара.
— Что-то не хочется, — сказала я, оглядывая стол с размазанными хлебными крошками и трогательными рыбьими скелетиками. Коля ничем не отличался от пьяниц, изображаемых на веселых картинках в «Крокодиле». Даже голова его казалась деформированной карандашом художника, с нелепыми буграми и утрированной краснотой носа.
— А ты, значит, в Литературном институте учишься? — поддержал беседу Коля.
— Откуда ты знаешь? — удивилась я.
— Народ знает своих писателей, — гордо ответил он и плеснул в граненый стакан новую порцию.
— Да, — я с сомнением покачала головой. — А где твоя супруга?
— Где? — усмехнулся Коля. — В школе, где ж ей быть, литкружок ведет. «Я помню чудное мгновенье»… На своего ребенка времени нет, к свекровке отправила, а с чужими детьми интересней. Кто чужими мужьями интересуется, а кто — чужими детьми. Каждому свое.
— Ну, чужие мужья, наверное, интересней, чем чужие дети.
Коля, воспринявший мое замечание на свой счет, приободрился и погладил мое колено:
— Ты так считаешь?
Я гадливо стряхнула его руку:
— Ну и когда же придет Лиза?
— А хэ ее знает.
— Кто знает? — поинтересовалась я.
— Никто, — Коля помрачнел.
Я с любопытством оглядела комнату: потертый коврик на стене, разбросанные игрушки, старая мебель, не знающая ничего, кроме прямых углов, стол, заваленный тетрадями, книжный шкаф, закрытый на замок.
— А что это у вас со шкафом? Мода, что ли, такая? Или символ?
— Это чтобы я книги не пропивал, — охотно пояснил Коля.
— А-а-а…
Лиза Появилась в комнате незаметно, как будто прошла сквозь стену. Я даже вздрогнула. Если музы приходят к поэтам таким же образом, удивительно, как поэты не получают при этом инфаркт. Не было Лизы — и вот, уже стоит посреди комнаты, и вместо лиры в руках раздутый портфель.
— Милый Ирлюсик, — она поцеловала меня в бровь, — какая радость-то, радость-то какая.
«Какая уж там радость», — подумала я и тоже чмокнула ее.
— А ты все пьешь? — спросила Лиза мужа без укора, тем тоном, каким обычно спрашивают: «А ты все там же работаешь?»
— А что ж я делать буду? — Коля опять вытянул губу, — ребенок у свекрови, жена — черт знает где.
Лиза повернулась ко мне с виноватым видом:
— Что делать? Семья из-за меня рушится. Знаю все, знаю, но делать-то что, — она закрыла глаза, — ведь в школьниках надо развивать чувство прекрасного, понимаешь?
— Ну и как ты развиваешь у них это чувство прекрасного?
Лиза, не замечая моей иронии, вздохнула:
— Много у нас планов, много. Вечера, экскурсии. Читаем… Да и пишем помаленьку, — она загадочно улыбнулась. — Есть у меня один чудесный мальчик. По-моему, талант недюжинный.
«Где ж она так хорошо освоила газетный стиль?», — подумала я, глядя в ее оживленное лицо.
— Прямо-таки недюжинный? — переспросила я.
— А ты думала, мы ведь тоже не лыком шиты. А ты, я слышала, теперь вышла на большую дорогу жизни?
— На большую дорогу? Грабить что ли? Ну ладно, расскажи, как у тебя дела. Как в школе?
— Да зарплату вот прибавили, все равно не хватает, у ребятишек денег нет, а по экскурсиям их водить надо? Ну вот, так все. И дефицитные вещи учителям давать стали. Тушенку там, кроссовки… Но это все мелочи. Главное, с ребятами у меня полный контакт. А ты куда после института? Тоже в школу преподавать?
Мое лицо невольно вытянулось:
— Как говорит мой знакомый: ну уж это вряд ли. Чтобы рассказывать детям о Фадееве, который в сталинское время посадил 99 писателей? Который отказался принять Цветаеву не только в Союз писателей, но и в Литфонд, который поражался ее необоснованным претензиям на жилплощадь, тогда как была «большая группа очень хороших писателей и поэтов», стоявших на очереди, а тут какая-то эмигрантка вернулась? А я, значит, буду говорить, как он расписывал подвиги комсомольцев? Как диктует школьная программа?
Лиза покраснела:
— Так что ж? Его произведение живет отдельной жизнью. И учит детей только хорошему. Он же искренне воспевал подвиг краснодонцев.