Новогодняя ночь - страница 33

Стефка наконец не выдержала, подняла трубку:

— Алло.

В трубке хихикнули и нажали на рычаг. Разгневанная Стефка отправилась к спящему брату, растолкала его:

— Если ты еще хоть раз не отключишь телефон, я пооторву ноги тебе и твоим девчонкам.

Степка вяло шевельнулся:

— Отвали, спать хочется. Ничего не понимаешь. Поклонницы резвятся.

— Тихонов Вячеслав, — съязвила она.

— Не оскорбляй меня, — вяло протянул он. — Ладно бы хоть с Робертом де Ниро сравнила. Надо знать вкусы современников.

Степка повернулся к ней спиной, давая понять, что разговор закончен, и тут же засопел.

Стефке хотелось продолжить разговор, но запал уже пропал, ей стало жалко брата, и она вышла на цыпочках из его комнаты. А потом — опять все сначала: картошка, апельсины, помидоры, затем сон.

Утром, сидя в подсобке, она с неудовольствием вспоминала о вчерашнем звонке, она не выспалась. Не было еще ни Наумыча, ни Лешки, а новый зам работал в другую смену. Из всех продавцов работала только Нина, которая лениво продавала картошку, небрежно сдувая со лба растрепанные волосы.

— Иди, поспи, — сказала Нина, — Лешка говорил, что сегодня машина с яблоками придет, тебя на лоток поставят.

Стефка зашла в маленькую каморку, где располагались ведра уборщицы. Она закрыла глаза. Слышно было, как в развесную чашку падает картошка, и это было похоже на то, как камни падают с горы — с тем же глухим звуком.

А гора примерно как с картины Рериха — такая же величественная и игрушечная одновременно — насыщенный синий цвет переходит в голубоватую дымку. Камни падали мерно, отзывались эхом и катились вниз в восторге падения, кувыркаясь, давая почувствовать всем своим граням скорость, как мячики, отталкивались от каменной поверхности. Вспышка горизонта, мерцающий островок неба, скачок вниз и наконец беспредельность падения — ворчащий затихающий голос камней, устремившихся в никуда, скользящих и подчеркивающих неподвижность самих ультрамариновых гор.

Дверь в подсобку со скрипом открылась. На пороге стоял Лешка, уже успевший облачиться в грязно-белый халат.

— Здорово. Просыпайся. Наумыч не приходил? Я на базу ездил, сейчас машина придет. Поставим тебя на лоток. Не холодно будет?

— Да не жарко, ну что сделаешь.

Стефка прошлась по подсобке, поискала безхозную гирьку для Степки, и засунула ее в сумку.

В магазин ввалился Роман. Стефка никак не могла понять, как он работает: то его не было месяц, то он тусовался каждый день с раннего утра до позднего вечера — по какой-то странной договоренности с начальством — на картошку и лук, по крайней мере, его никогда не ставили, зато весь хороший товар проходил через его руки.

— Шеф, сегодня пошлешь меня торговать? — спросил он у проскочившего мимо Лешки.

— Яблоки только будут.

Роман поморщился, его раскосые глаза превратились в две маленькие щелочки:

— На яблоках много не сделаешь. Ты бы взял апельсины, бананы, все бы довольны остались. Ну и ты, естественно…

— Ну нет на нашей базе, я же тебе их не выращу.

— Так подсуетись, так твою в задницу… Машину я взял. Теперь бабки нужны. На техремонт, на бензинчик, туда-сюда.

— Смотри, как бы твой лимузин государству не достался. Конфискуют, и все твои старания — вот здесь.

Дальше следовал красноречивый жест.

— Да что я — дурак? Я на папашу записал. У меня все на него записано, вплоть до рубашек.

— Ну ладно, автолюбитель, приходи завтра. Может, что придумаем.

— Придумай, придумай. А у твоей тачки, Лешка, какой движок?

Мужики заговорили о технических деталях. Стефке стало скучно, она растопырила ладонь и стала ее разглядывать.

— Ты что, занозу ищешь? — заинтересовался Лешка.

— Да нет, пытаюсь себе погадать.

— Ну-ну, — сказал Лешка, — давай-ка мне посмотри.

Он протянул руку, и Стефка осторожно коснулась запястья, разгладила кожу:

— Жизнь у тебя будет долгая, но полная всяких превратностей.

— Ну еще бы, — буркнул он, — на такой-то работе.

— Бугор Марса не особенно развит. А вот кольцо Венеры… Женщины тебя любят.

— Да что мне женщины. Ты мне одно скажи: посадят меня или нет.

Стефка засмеялась:

— Ну этого я не знаю.

— Ну-у, — разочарованно протянул он. — Гадалка называется. А самого главного не знаешь.