Новолунье - страница 18
Абрам отвечал как бы нехотя:
— А так и понимать, что Енисей — штука сурьезная. Тут ничем не отмолишься, ничем его не задаришь. Как в картах: повезет — плаваешь себе целехонек по самым распроклятым порогам, а не повезет — так и на самом паршивеньком перекате осетрам на кормежку пойдешь...
— Ну нет, не говори, Абрам, я и слушать не хочу. Скрытный вы народ, лоцманы. Секреты не хотите раскрывать, других не учите — вот что плохо.
Абрам как-то ловко поднял нависшее веко левого глаза (Лепехин сидел слева от него) — вроде бы как глянул на конюха с малым интересом — и сказал уже более оживленно:
— Неправда это. Про других я ничего не скажу, не знаю, а у меня лично никаких секретов нету. А то, что плаваю более-менее удачливо, так и сам не знаю, отчего это, А уж ежели говорить о том, чтобы учить кого, так и тут не так все это просто. Иному учеба в пользу, а иному — ни в коня овес. На то, чтобы научиться чему-то, тоже надо талант иметь.
В это время из бани вышла тетка Степанида и, протирая покрасневшие, слезящиеся от дыма глаза, позвала меня:
— Минька! Сбегай-ка разом ко мне домой, там у меня на загнетке смолевые лучины для растопки заготовлены. Надо каменку еще разок подживить.
Я убежал и не знаю, чем кончилась беседа Абрама с Лепехиным.
По тому, как девка или молодая женщина топит баню — носит воду, шурует в топке дрова, — легко определить, какая это будет работница в доме. Но не менее важная часть «смотрин» — купание девок и баб после бани. Одежду у нас в Чибурдаихе женщины носят прямую, просторную, со множеством складок. В такой юбке или в таком платье удобно в седло садиться, в лодке плавать, дрова пилить и колоть, молевой лес ловить в Енисее, а все эти работы женщины выполняют наравне с мужчинами. Зимой мужики и бабы ходят в одинаковых полушубках, в одинаковых валенках, в одинаковых стеганых штанах. И только на голову мужики надевают волчьи или бараньи шапки, а бабы— тяжелые шали, концы которых, перекрещенные на груди, завязывают узлом сзади.
Во время мытья баб если и велись на бревнах мужиками какие-либо разговоры, так это скорей всего для отвода глаз. И чем ближе подступало то время, когда бабы побегут купаться, тем все явственнее беседа на бревнах принимала одно направление...
— Нет, и скажи ты, кум, крупчаткой, что ли, кормят баб в Жинаеве, — обращается к правленцу Емельяну Камзалакову Егор Ганцев, вернувшийся на днях с артелью из Минусинска, где он сдал очередной плот.
Емельян живет в Шоболовке, заехал к нам по случаю бани и предстоящей выпивки. Заведует он овцебазой, как почему-то называют чибурдаевскую овцеферму. Емельян выделяется среди сухощавых наших мужиков тучностью. Голубоглазый — в мать-мордовку, черноволосый и широкоскулый — в отца-койбала.
— Да-а, баба куда с добром. И сильная, должно… В соку...
— Не изработалась, — говорит Егор Ганцев, прищуриваясь от едкого дыма цигарки, отчего старообразное лицо его становится словно бы обиженным.
— Да не-е, я разговаривал с ей. Она там чабанила все эти годы. На отгонных выпасах в Терском логу жила. Теперь назад к нам просится. Сотке Костоякову как раз напарница нужна — думаю принять.
— Чего ж не принять, раз напарница нужна.
Я заметил, что имя тетки Симки ни разу не было произнесено в разговоре, но все сидевшие на бревнах понимали, что речь о ней, и нетерпеливо поглядывали на дверь бани.
Обычай купаться после бани остался со стародавних времен, но почему он бытовал в основном только у женской половины, не знаю.
Кое-кто из мужиков тоже иногда расхорохорится, выскочит из предбанника и, держа левую руку в паху, а правой отчаянно размахивая, кинется в воду, но тут же, крича благим матом и яростно отфыркиваясь, как ошпаренный выскакивает на берег.
Хорошо это или плохо — не мне судить. Но было несколько случаев, когда на другой день «смотрин» приходили сватать девку или вдову, и почти всегда таким образом завязавшиеся семьи росли, набирали силу, давая нередко густые семейные ответвления...
Вот послышалась возня в бане. Приглушенные голоса, хихиканье, стукоток босых ног... Дверь распахнулась так сильно, что отлетела к стене. Десятка два обнаженных тел, сталкиваясь в проеме дверей, чуть замешкавшись, кинулись через дорогу к яру.