Новости о господине Белло - страница 35
— Он понимает всё, что мы говорим, — объяснил я.
Белло одобрительно кивнул.
— Странное дело, — сказала она. — А что тебе понадобилось от моего отца?
— Рецепт.
— Рецепт? — Она опять засмеялась. — Ты думаешь, он заядлый кулинар? Извини, но он ни с кем не хочет разговаривать.
Я чуть не плакал:
— Мы ехали вчера на поезде целый день, чтобы поговорить с господином Мельхиором. Почему нам нельзя зайти к нему? Он так серьёзно болеет?
— Да я бы не сказала, что это болезнь. Скорее, вредность или капризы, — ответила госпожа Лихтблау. — Чудит, одним словом.
Кажется, её тронуло моё огорчение, потому что она сказала:
— Ладно, заходи, расскажешь, что случилось и зачем надо было ехать за тридевять земель. Но собака останется на улице, я только что убралась во всей квартире. Собачьей шерсти мне только не хватало.
Белло обиженно посмотрел на неё, отошёл в сторону и улёгся у двери прямо на булыжник, которым был вымощен двор.
Она глядела на него, качая головой:
— Пёс как будто всё понял!
— Белло, я скоро приду! — пообещал я и следом за женщиной вошёл в дом. У неё в гостиной мебель была совсем не такая, как, например, у госпожи Лиссенковой. Вдоль трёх стен стояли железные этажерки: я видел такие на складе, но в гостиной — никогда. Дивана не было, вместо него — четыре жёлтых клеёнчатых кресла, довольно пухлые, как будто надувные. У каждого кресла стояло по маленькому стеклянному столику. По-моему, пару столиков можно было сэкономить. Вообще хватило бы и одного, посередине. Но я не стал этого говорить. Не хотел раздражать хозяйку. Я сел в кресло, и оно затряслось, как желе, и успокоилось только через полминуты. А госпожа Лихтблау, кажется, знала, как надо садиться в желейное кресло, потому что под ней оно почти не тряслось. Она выжидательно смотрела на меня, и я почувствовал, что надо сказать что-нибудь вежливое про её гостиную:
— Какой у вас красивый белый коврик вон там!
— Да, это я привезла из Марокко, — сказала она. — Натуральная коллекционная вещь. А теперь рассказывай, зачем тебе разговаривать с моим отцом.
Я всё рассказал. И про превращение Белло в господина Белло, и про обратное превращение, и про голубой сок, и про дневник прадедушки, в котором написано, что этот сок много-много лет назад изобрёл её отец Мельхиор. Она слушала молча, иногда недоверчиво качая головой. А когда я закончил, сказала:
— Даже не знаю, верить тебе или нет. Правду ты говоришь или просто у тебя буйная фантазия. Но пёс твой и правда ведёт себя поразительно. Совсем не так, как обычные собаки.
Она встала. Кресло, на котором она сидела, ещё немного покачалось само по себе.
— Теперь давай я расскажу, почему опасаюсь, что отец не будет с тобой разговаривать, — сказала она, подойдя к этажерке за пачкой сигарет и коробком спичек. Потом вернулась в кресло.
— Началось это, когда умерла мама — восемь лет назад, — стала рассказывать она, закуривая. — У отца пропал всякий интерес к фабрике, и он передал фирму коллегам. Следующим номером он переселился из нашей квартиры в башню. Ты наверняка её заметил. Там он с тех пор и живёт.
Она опять встала и направилась к этажерке за пепельницей.
— Он что — и спит в башне? — спросил я.
— Да, там и спит. В башне три комнаты. Не рядом, а одна над другой. Из верхней он сделал спальню, в нижней — его бывшая лаборатория, а в средней он целыми днями сидит над бумажками и пишет формулы. Ты себе представить не можешь, как выглядит его комната. Повсюду кипы бумаги, и в этом ворохе попадается то полбулочки, то засохшая оладья. Ни стола, ни стульев уже не видно — погребены под ворохом бумаг. Но убирать он мне не разрешает: видите ли, это нарушит порядок в его вычислениях. И беспокоить его тоже нельзя. Визитов он на дух не переносит, — она нервно затянулась, — даже если приходит родная дочь!
— А откуда у него там, в башне, еда? — спросил я.
— Знаешь, он отлично устроился, — горько сказала она. — Проложил провод. Нажимаёт в башне на кнопку, у меня в кухне раздаётся звонок. Один звонок означает, что можно нести завтрак. Два звонка — «Обед, пожалуйста», три звонка — «Самое время поужинать». Еду он обычно забирает прямо у дверей.