Новые испытания - страница 44
— Но что со мной конкретно? Что?
— Трудно сказать, вы всё-таки не специалист. Трудно, потому что я не могу определить вот так, увидев картину, источник вашей пато… нет, ваших проблем.
— Вы хотели сказать — патологии?
— Нет, нет, я ничего не сказала. Не ловите меня на слове! Может быть, что-то генетическое, наследственное… Скажите, у вашей матери были проблемы перед тем, как она вас произвела на свет?
— К сожалению, я не знаю своей матери, — опустила голову Маша.
— Сочувствую. От всей души сочувствую.
— Да, я не знаю своей матери. И сама не могу стать ею. — По Машиным щекам потекли слёзы.
Костя оказался хорошим сапёром. Он успешно обезвредил мину и был очень горд собой.
— Молодец, Костяш, одобряю, — похвалил его смотритель. — Мы заслужили полдник.
Они сели перекусить.
— Знаешь, Макарыч, утомило меня всё это, — сказал Костя. — Света нет, пространство замкнутое. У меня скоро клаустрофобия разовьётся!
— Ладно, ты не выражайся тут при старших! — цыкнул смотритель.
— Нет, правда, мне здесь плохо.
— Может быть, тебя ещё и подташнивает?
— Подташнивает мою невесту Катю. Она беременна и, между прочим, ждёт меня.
— Ладно, хватит! Нашёл, кем прикрываться! — разозлился смотритель. — Беременной бабой! Настоящий мужик не должен держаться за бабью юбку. Она должна тебя ждать, как Пенелопа. А твоё дело — путешествовать и жить, как Одиссей.
— Твои романтические образы, Макарыч, хороши, но не для каждой ситуации. Понимаешь, я плохо расстался со своей Катькой. И меня это очень беспокоит!
— Слушай, Костяш, тебя действительно припекло, как я погляжу, — удивился смотритель.
— Я не шучу, Макарыч.
— Расскажи, в чём дело.
— Понимаешь, мы с ней поругались перед моим уходом. И она за живот схватилась. Я подумал, что она притворяется… А сейчас понимаю — нет, ей действительно было плохо. А я ушёл!
— С бабой никогда наверняка не знаешь, когда ей на самом деле худо, а когда она прикидывается. Главное, скажи, Костяш, ты её не бил? — поинтересовался смотритель.
— Нет, не бил.
— Ну, тогда не переживай. Ладно, вставай. Хватит прохлаждаться. Пора идти дальше.
— Скажи, Макарыч, а мы здесь будем торчать… до конца нашего маршрута по карте? Или можно будет выйти наверх?
— А зачем тебе наверх? — не понял смотритель.
— Позвонить.
— Обойдёшься! — отрезал смотритель.
Костя всё же попытался позвонить, но телефон молчал.
— Ты что думал, здесь кроты передатчики поставили? Дурачок, — засмеялся смотритель.
— Я не дурачок, я беспокоюсь.
— Интересно, а как раньше люди без мобильников обходились? — спросил смотритель и вдруг заметил: — Костя, гляди. Фонарь вот-вот сдохнет.
— Да вижу я, вижу.
— Ты свой фонарь береги, Костяш. Иначе тут загнёмся… в полной-то темноте!
Они ещё немного побродили по катакомбам, и, наконец, смотритель остановился и сказал, сверяя место с картой:
— Вот тут, Костяш, начинается серьёзная игра.
— Что-то у тебя в голосе не слышно бодрости, — заметил Костя.
— За своим голосом смотри, щенок! — огрызнулся смотритель.
— Нет, ты мне ответь честно. Ты сам-то дрейфишь?
— Если честно, и мне здесь страшновато, — признался смотритель. — Что я, из другого теста вылеплен, что ли?
— Ну вот. А теперь подумай. Может быть, не стоит рисковать? Неужели жизнь дешевле, чем это мнимое золото?
— Ну вот, опять заныл, как баба.
— Конечно, заныл. Разминировать ведь я буду, а ты будешь в стороне, как всегда. Стратег!
— Если бы не рана, я бы без тебя обошёлся. Но мы же вместе рискуем, я буду рядом стоять. Рискуем вместе со всем городом, ха-ха-ха!
Его хохот эхом прокатился по катакомбам.
— Мрачная шутка, Михаил Макарыч.
— Шутка, в которой только доля шутки, — подтвердил смотритель.
— Смотрю я на тебя, Макарыч, и думаю — ты псих или такой жадный?
— Но-но, без намёков! И вообще, о деле надо говорить. Разминировать всю эту лабуду довольно опасно. Знаешь, что? Ты стой на месте и никуда не двигайся. А я пойду, погляжу, есть ли другие коридоры. Альтернативные, так сказать, варианты.
— Ты ищешь выход из катакомб? Тогда нам стоит повернуть назад.
— Я те покажу выход! Заткнись! Я ищу, как нам продолжить свой маршрут, чтобы не проходить эту дрянь! — и смотритель показал на большую мину, от которой тянулась леска так, что пролезть нельзя было ни сверху, ни снизу.