Новые крылья - страница 5

На работе все интересуются здоровьем. А что я скажу? Здоровье мое улучшилось и на душе хорошо.

Встретились возле театра, гуляли, обедали. Теперь моя мысль во мне окончательно оформилась. И вполне я бы мог объясниться. Сказать ему, как сразу, если не понял, то почувствовал, что это любовь. Как недолго отвергал это чувство, а почти тут же смирился и поддался ему. Как очень ценю и понимаю, что важнее его теперь нет для меня человека. Но только вот одного я не могу. Никак не могу, и нет никакой возможности себя пересилить. Духовную сторону вопроса я вполне принимаю, но не физическую. Сказать: «Простите, я вас тоже люблю, но никак не могу с вами так…» Вполне мог бы сказать я это. Но всё как-то ни к чему. Не станешь же говорить ни с того ни с сего, так, после слов, что обед был хороший.

В первый раз зашел к М.А. в 11. Сказали, еще спит. Я прошелся часа два, зашел снова — нет дома. Что же это? Глупо было бы принимать на свой счет. Но я немного беспокоюсь. Хотел идти искать, но раздумал, не так уж много мест я могу предположить, ошибусь почти наверное.

М.А. заходил в театр ко мне и к Супунову. Курили и болтали на лестнице. Мне хотелось немного поговорить наедине, но художник все никак не уходил, а потом меня позвали работать.

Стараюсь аккуратно готовить уроки, которые дает М.А. Он придумал писать мне французские записки. Я уже четыре с посыльными получил. Ничего в них такого нет. Что он думает о том вечере? Обижен ли на меня? Расстроен ли? Спросить я не посмею, а догадаться никак нельзя.

День и ночь думаю об одном. В сущности, подобное признание выговорить непросто. А получить отказ, такой нелепый, стыдный даже! И после, как ни в чем не бывало, смеяться и вместе обедать. Что это может значить? Как мне понимать? «Дорогой друг, между нами произошло недоразумение характера обыкновенного, со мной такое случается сплошь и рядом. На нет и суда нет. Я не подразумевал ничего серьезного. А только зря вы испугались, миленькое бы вышло приключение». Или же: «Друг мой, вы мне дороги бесконечно! Я вас ценю и понимаю. И никоим образом не хотел вас оскорбить. Простите мне мою неловкость, и останемся по-прежнему друзьями. Потому что важно для меня быть подле вас, пусть даже любя и не обладая». Так как же мне понимать? Вероятно не так и не эдак, а на деле что-то третье, совсем простое.

Дома и на работе то же. Все перемены только у меня внутри.

Наша дружба начинает обзаводиться привычками и обыкновениями. Есть уже у нас и «наш» столик и «наша» скамейка и Палкин «наш». Подумать только! Так еще недавно мы были незнакомы, и, встретившись в нашей бане, были вовсе друг другу чужие.

Все же, французский дается мне трудно. Когда М.А. объясняет, я понимаю все прекрасно. Но вот слова новые запоминаю плохо, и тут же, почти, забываю всё, что затвердил. Сам М.А. знает и итальянский, и английский и по-немецки читает, и даже с латыни переводил Апулея. Куда мне до него! Он говорит, что нужно как сквозь чащу сквозь язык продираться, читать и читать, пусть каждое слово со словарем. Я не могу так, слишком быстро становится скучно. Немного мне, конечно, за это стыдно. Но уж такие мои способности.

У меня вечер был свободен. Я зашел за М.А., и мы вместе ездили везде. Заходили к его знакомым, надолго нигде не оставаясь. Было весело и суетно. Все это происходит как не со мной, словно сон. Но мне хорошо, давно я не чувствовал себя так легко и радостно, почти как в детстве. Сколько же он знает людей! Ужас!

Весь день провел со своими. К М.А. отправлял записку, но ответа не было. Скучно и тяжело на душе. Таня делает нелепые сцены, вероятно, ей хочется каких-то роковых признаний. Поискала бы для этого себе ровесников — пора. Читал то, что М.А. велел, но без настроения и халтурил. Что-то поделывает мой дорогой учитель?