Новые приключения парижанина - страница 18
Обезьяна перебралась с живота на бедро и хотела залезть в карман. Но не тут-то было. Мешала привязанная рука. Макака ухватилась зубами за конец веревки, грызла и рвала ненавистные путы. Наконец ей удалось просунуть лапку в карман и вытащить вожделенные орешки, которые наш герой всегда носил с собой. Раздался победный клич, и зверек кинулся прочь, торопясь унести драгоценную добычу. Тотор же в эту минуту мечтал обрести свободу только для того, чтобы хорошенько вздуть порядком надоевшую акробатку… И вот тут-то, мечтая о добром шлепке по попке макаки, он вдруг ощутил, что рука может двигаться!
Нащупав порванный конец веревки, Тотор не сразу поверил своему счастью.
Радость спасенной Персеем Андромеды[31], ликование освобожденных революционным народом узников Бастилии ничто в сравнении с чувством, охватившим в эту минуту нашего парижанина.
Неужели спасен?!
Он попытался встать, но не сумел.
Теперь можно было пошевелить пальцами, и только. Все тело по-прежнему сдавливала тугая веревка. Тотор понял, что не совсем еще пришел в себя. Его обычно богатое воображение сейчас дремало.
Чтобы привести в порядок мысли, он решил задавать себе вопросы и тут же отвечать на них.
— Что необходимо Тотору?
— Освободиться от пут.
— Как это сделать?
— Развязав или разрезав веревку.
— Чем обычно разрезают веревки?
— Ножом.
— У Тотора есть нож?
— Да.
— Где?
— В кармане.
— Может ли Тотор залезть в карман?
— Если бы Тотор не был таким тупицей, он бы давно уже попытался это сделать.
При этих словах француз хихикнул.
— Как глупо, в самом деле, исполнять роль колбасы в ветвях поваленного бурей дерева! Итак, начнем!
Он пошарил пальцами вдоль штанины и нашел прорезь кармана. Пальцы нащупали нож, чудную американскую вещицу с четырьмя лезвиями, штопором, пилкой для ногтей и шилом. С таким орудием можно горы своротить.
Туман рассеялся, и мысли его окончательно прояснились.
Осталась сущая ерунда.
Он взял нож и крепко, как драгоценность, зажал его в кулаке, чтобы не уронить.
— Когда есть нож и им необходимо воспользоваться, что нужно сделать прежде всего?
— Открыть его.
От такой простой мысли Тотора даже в дрожь бросило. В его распоряжении только одна рука. А ведь открыть нож одной рукой невозможно.
— Проклятье! Опять я у разбитого корыта! Невозможно? Да кто это доказал? Чем торопиться с подобными безответственными заявлениями, не лучше ли для начала попробовать? Как открывают ножи? Ноготь вставляют в крошечный паз на верхней стороне лезвия и осторожно тянут. Обычно нож берут в левую руку, а лезвие вытаскивают большим пальцем правой. Но я, Тотор, уроженец Парижа, не могу рассчитывать на левую руку, ее как бы вовсе не существует. А если левой руки не существует, надо найти другой упор.
Рассуждая так, Тотор с величайшей осторожностью испробовал всевозможные движения. Безрезультатно.
— Только без нервов! А не то можно и вовсе выронить нож! Вот ужас-то!
Большим пальцем он прижал нож к ноге, а ногтем среднего попытался попасть в паз. И радостно вскрикнул, когда лезвие подалось. Но тугая пружина неумолимо тянула его обратно. Палец соскользнул, и нож, лязгнув, захлопнулся.
Тотор выругался.
Простим ему эту слабость. Каждый поступил бы точно так же на его месте.
Пришлось начинать все сначала.
Вот лезвие опять подалось. Но опыт подсказал Тотору, что непременно нужно поставить какую-то преграду, чтобы не дать лезвию уйти назад. Пришлось пожертвовать безымянным пальцем… Острие ножа больно впилось в живую плоть… Еще одно усилие, щелчок, показавшийся на этот раз сладостной музыкой, и — готово!
Нож открыт, и Тотор держит его в руке.
Ах! Теперь ему сам черт не брат!
— Здо́рово! Впрочем, не надо горячиться. Малейшая оплошность, и мой дорогой, горячо любимый ножик выпорхнет из рук и упадет невесть куда. Терпение и настойчивость!
Он повернул нож лезвием вовнутрь и принялся медленно пилить. Еще чуть-чуть… Крак! Веревка лопнула.
Рука свободна. Остальное — пустяки.
Всего несколько секунд понадобилось, чтобы разрезать веревку на животе и на груди. С каждым движением его наполняло невыразимое чувство освобождения.
Руки, плечи, ноги! Тотор едва сдерживался, чтобы не вскочить и не запрыгать на своем импровизированном насесте.