Новые земли Александра Кубова - страница 17

стр.

Но это всё потом. А сейчас пришла сестра и, увидев перемену, окинула нас таким взглядом! И уже раскрыла рот, чтобы исторгнуть нравоучение. Ну, думаю, сейчас будет Ниагара, как вдруг она рот закрыла, подошла ко мне и как-то странно на меня уставилась.

— А ну-ка, — говорит, — давай сюда градусник: допрыгался, молодчик, сорок один и восемь. — И сестра быстро вышла из палаты.

«Ослабленные» все притихли, и только толстый Гришка пробубнил из своего угла:

— Чур, уговор в силе, передачи мне. Какое мне дело, если ты не можешь пользоваться моим окном, сам виноват, допрыгался.

Скоро послышался топот ног, и в палату почти вбежала сестра, а за ней целая свита, и все устремились ко мне. Что они, в самом деле, всерьёз, что ли! На мою кровать присел такой симпатичный молодой парень, а из-под халата у него вылезала гимнастёрка — это и был мой доктор. И, взяв меня за руку, спросил меня так серьёзно:

— Ты что же, дружище, нас всех заставил в панику вдариться? Нельзя, брат, дисциплину нарушать. Лежать, пока не скомандую «вольно», договорились?

И хоть доктор, как и сестра, тоже мне приказывал лежать, но почему-то его мне хотелось слушаться, и даже было приятно слушаться, и я ему кивнул, а он меня слушал трубкой, и выстукивал, и смотрел горло, а потом, осторожно покрыв меня одеялом, как будто я стеклянный, сказал:

— Ну, я думаю, на тебя можно положиться, ты ведь, кажется, старший в этом подразделении. Ну, дружище, до завтра, а если ночью что будет не так, зови сестру, только не вставай — вот тебе звонок.

И он взял с тумбочки стакан с чайной ложкой и постучал ложкой о стенку стакана.

— Вот видал?

Доктор встал и сказал сестре Тамаре:

— Завтра к самому открытию идите в горздрав и требуйте пенициллин. Если откажут, бегите за мной.

И ещё чего-то они говорили, но я уже не слушал, у меня вдруг ужасно заломило голову, как будто я трахнулся с лестницы, и заболели глаза. И доктор, и сестра Тамара, и нянечка, и все «ослабленные» как будто плавали в тумане, и я, кажется, заснул. Ночью я то спал, то не спал. Помню, что заходила сестра Тамара и зажигала свет, а у меня голова проваливалась всё время вниз, а большие пальцы на руках стали большими и толстыми, и больше ничего не помню. Да помню ещё, что мне приходили делать уколы, а я удивлялся: только что был день, а сейчас уже ночь и так, оказывается, прошло несколько дней, но больше я о них ничего не помню, так что и рассказать не могу.

В один прекрасный денёчек — да, это был распрекрасный денёчек — лежал я с закрытыми глазами, но вдруг почувствовал, что это я так просто лежу с закрытыми глазами, но не сплю и чувствую, что всё у меня на месте: и голова не валится и пальцы нормальные. Только я хотел открыть глаза, как вдруг слышу голос Були, и вроде над собой:

— Он ещё спит.

А я думаю, что это: или Буля мне приснилась, или, наоборот, приснилось, что я болел и в больнице? Я с опаской открыл один глаз и — что же вы думаете! — увидел у окошка Булю и Джоанну. Они обе смотрели на меня и сразу заметили, что я открыл один глаз. Я открыл другой, а Буля схватила Джоанну за руку и закричала:

— Смотри, смотри, Аня, он, хитрюга, притворяется, он же совершенно здоров, чтоб мне лопнуть, здоров как бык!

Но Джоанна уже видела сама, смотрела на меня и улыбалась, как будто получила пять с плюсом по геометрии. Она сделала какой-то непонятный жест рукой, и вдруг исчезла — это она присела на землю, — и тут же снова поднялась, и поставила на подоконник коробку из-под ботинок, и стала развязывать шнурок. Вся палата смотрела: ребята думали, наверно, что мне купили новые ботинки… Но я-то знал, что Джоанна не такая, не станет она возить в коробке из-под ботинок ботинки, но даже и я этого не ожидал: Джоанна открыла крышку и вытащила из коробки кролика. Ну что это за кролик! Белый, с серыми пятнышками, а глаза не какие-нибудь красные, как у белой мыши, а фиолетовые.



— Это Морис, он умеет стоять на задних лапках и барабанить. Это твой, Саня.

Вся палата обалдела от такого. Все ринулись к окошку, засвистели, закричали «ура», так что я вынужден был вмешаться:

— А ну, «ослабленные»! Что, захотели, чтоб Тамара явилась?