Новые земли Александра Кубова - страница 40

Первый раз я понял тогда про Булю, сам по себе, после того, как Буле стало плохо, а теперь потому, что мне Александр Григорьевич разгадал картину.

Но, может, так и ещё будет, и ещё, и ещё. И может, я ещё много чего нового буду находить в Буле, хоть она уже умерла.

И потом ещё совсем другое. Я так и не всегда понимал, когда Александр Григорьевич говорил всерьёз, а когда нет. Правда, он считает, что я ещё встречусь с Джоанной?..

Уехали археологи. И началась у нас новая жизнь. Совсем, совсем другая жизнь. Утром мы вставали, а Ксения Ивановна раньше нас с отцом, она кипятила чайник и делала всем бутерброды. Потом мы все расходились: я в школу, а отец с Ксенией Ивановной уезжали на рабочем автобусе на завод. Дел домашних почему-то почти не стало. Только получу хлеб по карточкам, за водой схожу, да не как раньше, а всего раз: ведь поливать-то не надо было. А вечером к приезду отца и Ксении Ивановны я кипятил чайник. Вот и все дела. Ну, ещё днём сварю себе чего-нибудь — картошку или кашу кукурузную.

После того как уехали археологи, я снова стал ходить в горы. Брал с собой клетку с Морисом и забирался чёрт те куда. Иногда даже там уроки учил, устные, конечно. Если бывали ясные денёчки, я залезал в свою пещеру и смотрел вниз на море. Море казалось таким тёплым, таким летним. Смотрел, как рыбаки сети снимают с кольев, как пароходы идут. Иногда задумаюсь — и мне какая-нибудь лодка покажется вдруг парусником с белыми парусами, а на носу стоит капитан в бархатной куртке, в шляпе с пером и трубку курит. И мы подплываем, и нас встречает много-много лодок, все нас приветствуют, кричат «ура», а на берегу стоит Джоанна и держит под уздцы прекрасного коня в яблоках.

Если когда-нибудь случайно вспомню про больницу, мне не по себе становилось. Как я ни видел тогда, ничегошеньки я не видел и не понимал!..

Как-то я написал письмо Александру Григорьевичу и теперь занимался тем, что высчитывал, через сколько дней может прийти от него ответ. Я считал: моё письмо ну пусть шесть дней — то да сё, пока получит, пока прочитает, пока соберётся ответить, хоть он долго не будет собираться, — и обратно шесть дней. И я прикидывал, какого числа я могу получить от него письмо. Хотя я себе и говорил, что раньше и быть не может, всё-таки дня за три до высчитанного срока начал подлавливать почтальона Таню и спрашивать её, нет ли мне письма.

И один раз в совсем даже нежданный день почтальон Таня окликнула меня на дороге:

— Эй, Саша, тебе извещение на бандероль!

Я схватил извещение и сначала никак не мог понять, от кого это. А Таня мне говорит:

— Да куда ты там смотришь? Это же фамилия контролёра на почте. А бандероль из Москвы, с тебя магарыч.

В школе я все уроки думал, от кого же это, хотя наверняка это от Александра Григорьевича, а сначала я подумал, что от Джоанны, но раз из Москвы, то от Александра Григорьевича. И после школы я побежал сразу на почту и ужасно волновался: а вдруг мне не выдадут, тут же надо написать номер паспорта, а у меня не только номера, но и паспорта нет?

Но мне выдали — я заполнил только свой адрес и расписался. Тут же разрезал бритвой бечёвку и развернул бумагу — передо мной был «Джек-Соломинка». Я обалдел, но нет, это была не та, не Джоаннина книжка, это была другая, в новенькой совсем обложке — конечно, это подарок Александра Григорьевича. Я открыл книжку, и на первом листе шла размашистая надпись:

«Открывателю новых земель Александру Кубову» — и стояла подпись Александра Григорьевича.

Была и ещё одна книжка: «История Древней Греции». Та была без надписи.

Я взял книжки и пошёл. Когда я уже открывал дверь, мне крикнули:

— Эй, парень! А кто бумагу будет за тобой убирать?

Я вернулся и сунул бумагу и бечёвки в корзину. Книги я не положил в портфель. Портфель я нёс в одной руке, а книги — в другой, и всё время смотрел на них, и открывал носом обложку «Джека», и снова читал надпись.

Было уже холодно, лужи на дороге затянулись тонкой ледяной коркой — я наступал на неё, и она сразу разбивалась как стекло.

Я шёл и думал.

Будет весна, и приедет Александр Григорьевич, и мы будем копать, и теперь-то я буду уже настоящий профессионал, а потом ещё лето и ещё лето, а потом настанет лето, когда я поеду в Москву и буду поступать в университет на истфак, отделение археологии.