Новый Галлифрей - страница 39

Очнувшись очередной раз, я почувствовал, что дрожу как осиновый лист. Колотило неудержимо. Как в лихорадке, которой тут быть не могло. Пандорика сохраняет неизменным все, что в ней находится, вот только к этому не относится то, что содержится у тебя в голове. Еще один черный ящик внутри другого черного ящика. Вечность… вечность… вечность! Что я натворил? Я в самом деле считал, что так будет лучше? Для кого? Для того, кто якобы не способен совершить убийство? Для меня? Я что, на самом деле настолько себя ненавидел? За весь Галлифрей? Как его тайного агента? К чему эти вопросительные интонации, когда я знал точно. Ненавидел. За то, что не могу делать, что хочу. За то, что не знаю, чего хочу на самом деле. И хотел сделать вид, что не знаю ни сомнений, ни страха, и не боюсь остаться наедине с самим собой. С тем собой, которого ненавижу. С которым сделаю то, что сделал. Я же не умею развязывать узлы, умею только рубить. Не исправлять — разрушать. Но теперь ведь… и исправлять незачем. Ах да, вот еще зачем. Словно остужающей волной опять нахлынуло спокойствие. Ведь это место, где ты все-таки остаешься более неизменным, чем где бы то ни было. Пока еще все было не так плохо, это хотелось сохранить. Тоже навечно. Со всем плохим — и все хорошее. Когда лучшее — невозможно. Но что может выиграть в итоге? В месте, где мы остаемся неизменными. Или почти неизменными. Это не имеет никакого значения, никакой опасности для того, что снаружи. А для того, что внутри? Вот для чего. Конечно. Только для этого… Может быть, мне приснится Ривер. Которой я уже никогда не смогу навредить, как бы ни сходил с ума. Которой мог сделать этот единственный страшный подарок.

Если я когда-нибудь выберусь отсюда, это нужно будет назвать летописью безумия. Уже какое-то довольно длительное время, с неопределенными промежутками, я развлекался мыслями о том, что надо будет сделать с Доктором, если он однажды откроет дверь.

Надо полагать, я регрессировал.

Почему бы нет, если в этом нет никакого риска? Для чего быть на высоте, если никому от этого нет никакой радости? Втолкнуть внутрь его самого и запереть на пару тысяч лет было самым мягким из того, что приходило мне в голову. Только мне же будет скучно, что нельзя сделать чего-то другого? Не будет, если забросить его в прошлое и вытащить через минуту — минуту для меня, и целую пропасть веселых мыслей для него. Или не надо так долго? Чтобы не отвлекался и не забывался?

В конце концов, это было так привычно — придумывать, что с ним можно сделать. И что сделать для того, чтобы захватить вселенную. Теперь можно продумать в тонкостях столько деталей! Рассмотреть столько планов! На все есть время.

Если подумать, за целую вечность можно придумать что угодно. Даже как выбраться отсюда. Если все равно тут больше нечего делать. Можно вспомнить детали всех схем. Я же сам построил эту штуку, я сам придумывал, как обмануть себя. Неужели теперь я могу не разгадать собственные загадки? Старинный теософский вопрос — может ли бог создать камень, который не сумеет поднять? Или даже загадки Доктора? Когда у меня есть все время мира? А я ведь знал, что так будет. Это было неизбежно.

Я вспоминал, просчитывал, раздумывал — куда нужно нажать, в какую точку, чтобы разомкнулся хоть один капкан. Все чертежи и схемы были у меня в голове. Кое-чего не хватало, это были случайные коды, изоморфные печати, но было бы время — а его было предостаточно…

Однажды я в точности просчитал, что нужно сделать, чтобы освободить правую руку, и просто надавил пальцем в нужную точку — где не планировалось никаких замков и тем более ключей — но все сошлось в одной этой точке. И готово — захват разомкнулся. После всего, невозможно долгого времени, это казалось невероятным! Я потряс рукой, провел ладонью по лицу, взъерошил слегка повлажневшие от возбуждения волосы — от того, сколько раз меня тут бросало то в жар, то в холод, мне следовало давно скончаться от обезвоживания, но Пандорика исправно возвращала все на место. Каждую молекулу. Замкнутый цикл. Все, как было в то мгновение, когда закрылась в дверь, и в соответствии с идеальным паттерном.