Новый год в октябре - страница 14

И вдруг в Прошине будто что-то мягко шевельнулось, и прорезался тоненько голосок Второго: «Бери этого типа за глотку и вытряхивай из него докторскую. Сам не справишься».

— Да ты пойми, — Авдеев перегнулся через стол, сблизившись лицом с Прошиным. — Пойми, — страдальчески обнажая в оскале бледные десны, цедил он, и слюна пузырилась в уголках рта. — Она же Сереге вроде забавы! А мне… Нельзя мне от нее, Леха!

— Да сядь ты! — Прошин поморщился от сладковатого перегара, пахнувшего в лицо. — Сядь…

— Не могу уйти, нельзя… никак… — зажмурив глаза и мотая головой, выговаривал тот.

— Тихо ты! — Прошин на цыпочках подошел к двери, открыл ее, затем закрыл вновь. — Вот что, — сказал, зевая. — Иди-ка ты, Коля, домой. Проспись. Потом сполосни морду свою наглую, подстриги патлы эти декадентские — и марш в магазин. Выделяю тебе две сотни. Как лорда тебя на них не оденут, но за человека с пропиской сойдешь. А то будто макака. Но все туда же, по бабам! Женщина же, кстати, ценит в мужчине прежде всего чистоплотность. Это афоризм. И его необходимо запомнить.

— Ты чего, серьезно? — опешил Авдеев.

— Серьезно. — Прошин, слегка откинув голову, приближался к нему. — Я вообще серьезный человек. И с этой минуты столь же серьезно займусь тобой. Видеть тошно, как катишься ты в тартарары. Неужели самому не ясно? Пройдет год, доискришь ты остатками пропитого таланта и уедут тебя в какой-нибудь профилакторий для таких же, как ты, алконавтов, оградят от вечнозеленого змия охраной и начнут лечить гипнозом и общественно полезным трудом. Весело? А Наташу мне жаль… — продолжил он грустно. — Поразвлекается с ней Серега, и — пишите письма. Дура. Хотя, понятно: молодость… А ты, Коля, прости ей. И — спокойненько, неторопливо отбей ее. Не такое это и сложное дело. Если, конечно, взяться… Но ты измениться должен, Коля, и сильно. Главное — не пей. Моя к тебе большая просьба, мой приказ.

— Завяжем, — глухо сказал Авдеев. — Это — несомненно.

— Ступай, — равнодушно откликнулся Прошин. — И деньги возьми. — Он вытащил из стола пачку. — Да, а Наталья-то, как она к тебе? Ну, ясно. А перед Глинским извинись. Не спорь! Мало ли что… Пойдет еще плакаться в инстанции… Затем. Деньги эти… можешь не возвращать. Дарю. Я сегодня щедрый. Но только еще раз пикни насчет кандидатской!

— Забыто, — мотнул головой Авдеев.

— Провал памяти за двести рублей?

— 3-зачем рубли? Человеком надо быть. Человеком!..

— Ну иди, ладно. Утомил, собака.

Лукьянов вернулся от Прошина озабоченно мурлыкающим какой-то жизнерадостный мотивчик, нахлобучил очки на кончик носа, что сделало его похожим на старую хитрую ворону из детского мультфильма, и, громогласно объявив, чтобы ему не мешали, зарылся в бумаги.

С дотошностью корректора Лукьянов рылся в чертежах анализатора, постреливая глазом в сторону Глинского, расхаживающего мимо зеркала и изучающего безобразный, припудренный синяк.

«Авдеева не уволил, — размышлял Лукьянов. — Значит, нужен ему Авдеев. Да и понятно. Кто анализатор до конца доведет? Я — стар. Паша — поводырь никудышный, не чует главной тропы, излишне восторжен, появится новый горизонт — он к нему… Глинский? Пустышка. Хотя нет, последнее время подбрасывает идейки, зря я так про него. Просто надо оттянуть мальчишку от Прошина, пока не поздно… Воронина? Уважаю. Толковый исполнитель. Но не творец…

А что я ищу? Ах, вот… Антенны с узкой диаграммой направленности. Откуда у Леши к ним такой жгучий интерес? Стоп. Это ж его кандидатская! То бишь Авдеева. Бедный, глупый Коля… Такая элегантная диссертация… Так что же, ты, Леша, хочешь? Использовать эту работу в конструировании датчика? Чтоб добро не пропадало? Верно. А зачем маялся, щупал меня? И как понять фразу: „Главный вопрос — система опрашивания каждой антенны“? Долго он готовил ее… А фраза умная, дельная»…

— Паша! — крикнул Лукьянов Чукавину, сам между тем поглядывая на Авдеева, сидевшего неподалеку. — Наш патрон предлагает использовать свою замечательную диссертацию применительно к датчику. Я — «за».

Коля и ухом не повел. Он покачивался на стуле, глядя в экран осциллографа, на зеленую пружинку синусоиды и задумчиво грыз большую деревянную линейку.